Второе пришествие
Шрифт:
Иисус молча смотрел на него, и Введенскому показалось, что эти слова больно ранят Его душу. И впервые он ясно осознал, что этому человеку или богу очень тяжело видеть то, что открывается его взору. Как это ни странно звучит, но Он явно не ожидал обнаружить здесь того, что обнаружил. Введенский поймал себя на том, что ему жалко Его. Увиденное для Него огромное разочарование.
– Мы все в одинаковом положении, Симон, - произнес Иисус.
– Нам всем не просто. И тебе ли не знать, что не бывает напрасных жертв. Без них ничего невозможно. А мы сознательно шли на них.
– Даже Вам?
– не вытерпев, спросил Введенский.
– Мы уже говорили с вами на эту тему. Будущее для того и существует, чтобы быть непредсказуемым. Иначе все теряет смысл. Поймите, Марк, он появляется тогда, когда есть неизвестность. И исчезает, когда ее нет. Даже если бы мы могли провидеть грядущее во всех его проявлениях, мы бы закрыли в себе этот дар, чтобы не разрушить тот мир, который же и породили. Но сейчас у нас разговор не о том.
– О чем же, Йешуа?
– спросил апостол Матвей.
– Как нам отсюда выбраться?
Это, в самом деле, более чем актуальная тема, подумал Введенский.
Было такое чувство, что о них забыли. Прошло несколько часов, а ими никто не интересовался. Массивная железная дверь оставалась все так же запертой. Введенский чувствовал: еще немного времени - и он начнет психовать. Пребывать в такой тесноте, в замкнутом пространстве становилось невыносимо. Даже размять затекшие члены и то представляло проблему. К тому же было невероятно скучно. Возникший было острый разговор, не возобновлялся. Кроме отдельных реплик никто ничего не произносил. Иисус сидел погруженный в свои мысли, не обращая ни на кого внимания.
С каждой минутой Введенскому становилось все тревожней. Эта история хорошо не закончится. То, что ими так долго никто не занимаются, плохой признак. Возможно, решают, как их посуровей наказать. И зачем только он поехал с ними? Это не его дела, пусть они сами расхлебывают кашу, которую некогда и заварили.
33.
О них вспомнили только под вечер. Дверь со скрипом отворилось, в камеру вошли несколько полицейских. Они велели выходить. Все дружно вскочили и вышли в коридор.
Через несколько минут они оказались в большом кабинете. За столом сидел следователь, еще довольно молодой. Он с любопытством разглядывал вошедших людей, явно пытаясь понять, что это за странная кампания?
С его разрешения все расселись на стульях.
– Меня зовут Анатолий Иванов, - представился следователь.
– Я буду вести ваше дело. Вы все обвиняетесь в том, что затеяли драку со стоящими в очереди гражданами, пришедшими посетить храм Христа Спасителя. Так же вы обвиняетесь в оскорбление чувств верующих. Кто-то хочет сделать заявление?
Все молчали.
– Хорошо, в таком случае продолжим. Среди изъятых ваших личных вещей оказался лишь один паспорт
Введенский встал. И был удостоен изучающего взгляда следователя.
– Можете садиться, - разрешил он.
Введенский сел. Он был сильно встревожен. Предъявленные обвинения были весьма серьезными, тянули на приличный срок. А ему ли не знать, как все это делается в современной России. Ни один адвокат не поможет. Надо что-то срочно предпринимать. Только вот что?
– Я хочу знать, если у остальных задержанных документы и если есть, где они. Мне нужны ваши паспорта. Мне необходимо знать, кто вы.
– Иванов в очередной раз стал внимательно рассматривать сидящих в кабинете людей.
– Если мне глаза не изменяют, а они мне никогда не изменяют, вы, кроме Введенского, все иностранцы. И все похожи на представителей одной весьма не уважаемой национальности. Так откуда вы приехали? Из Израиля?
Снова никто не сказал ни слова. Все посматривали на Иисуса, но Он молчал.
Рядом с Иисусом был свободный стул, и Введенский пересел на него. Он и сам точно не знал, почему так поступил, но ему вдруг показалось, что это единственный способ повлиять на ситуацию.
– Вижу, вы тут все не очень разговорчивые.
– В голосе следователя слышалось раздражение, если не злость.
– А напрасно. Вам всем светит реальный срок. И не такой уж и маленький. А зачинщику самый большой. Кто из вас тут главный?
И снова в ответ молчание.
– Ладно. И не таких обламывали. С документами разберемся позже, а пока назовите свои имена.
– Почему-то Иванов сразу же нашел взглядом Иисуса.
– Вот вы гражданин, сообщите следствию, как вас зовут? Вам понятен мой вопрос?
– Понятен, - ответил Иисус.
– Вот и прекрасно, отвечайте. Назовите свое имя.
– Меня зовут Йешуа или, по-вашему, Иисус Христос.
– Что? Вы издеваетесь. А с вами, что апостолы. Я требую, чтобы все назвали свои подлинные имена. А вас, - он ткнул пальцем в Иисуса, - я заставлю пройти вдобавок психиатрическую экспертизу. Давайте, по очереди, говорите, как вас зовут? Иначе будет только хуже.
Введенский наклонился к уху Иисуса и прошептал:
– Вы должны что-то немедленно сделать, чтобы мы выбрались отсюда. Иначе нам всем будет очень плохо. Это все крайне серьезно.
– Что именно?
– так же шепотом спросил Иисус.
– Не знаю, очередное чудо. Это наш единственный выход, другого нет.
– Не могу. Я поклялся, пока я тут, никаких чудес.
– Тогда мы все загремим в тюрьму. Мы нанесли сильное оскорбление церкви. А власть и церковь у нас едины. Они нас не выпустят на свободу, сгноят в тюрьме.
– Вы уверенны?
– Абсолютно.
Введенский видел, как Иисус о чем-то размышляет.
– Хорошо, пусть будет так.
Сердце Введенского отчаянно заколотилось. Сейчас случится нечто небывалое. Но ничего почти не произошло, просто внезапно сменились декорации, и он вместе со всеми оказался на знакомой им вилле в Подмосковье. Все сидели на стульях, при этом все были спокойны.