Второе сердце

Агеев Леонид Мартемьянович

— В командировку, что ли?

— На Кавказ лечу, в Ессентуки.

— Хорошая командировка!

— Не очень. Там в одной нашей партии пожар произошел: невеселое предстоит дело — разбираться…

— И надолго вы?

— На неделю примерно.

— Привезите пару веток самшита! Если не затруднит, конечно. Там он прямо на улицах растет.

— Самшита? Самшита…

— Ну да, самшита! Вы на Юге-то бывали?

— Нет. Много где побывать пришлось, а на Юге не бывал. А что, думаете — не найду? Найду! И Юг найду, и самшит ваш. Уж если на улицах растет… Какой он из себя?

— Вечнозеленый…

— Ясно! Привезу

обязательно…

— Моя остановка. Счастливо слетать!

— Спасибо!

Я рассчитал правильно: вернулся, как и собирался.

На следующее утро в обычные восемь тридцать стоял я на остановке и покуривал. Женщины в очереди не было. Подошел автобус, а она так и не появилась. Опаздывать не хотелось, я проскочил в захлопывающиеся двери, поднялся, нажимая на передних, ступенькой выше и тут через заднее окно увидал ее, торопливо выходящую из-за угла. На первой же остановке выпрыгнул навстречу хлынувшей толпе, завертевшей меня, помявшей и обругавшей. Автобус затрещал, но вместил всех желающих. Остался и стоял, помахивая завернутым в газету самшитом, я один. Сначала прогромыхал двухвагонный трамвай, потом одновагонный, потом появился очередной автобус. Втиснувшись в него, начал я отыскивать среди голов вязаную шапочку, проталкивался, чтобы поглядеть на сидящих, кого-то, видимо, толкал, кому-то наступал на ноги. Пассажиры ворчали и тоже поталкивали. Вязаной шапочки не было…

— А на той остановке открывали дверь?

— Открывали, — ответил кособокий полуседой парень; он иногда ездил в нашем автобусе.

— А сели все?

— Я последний влезал.

Вот как! Значит, она этот автобус пропустила. Про-пус-ти-ла… Почему, спрашивается? Может быть… Что тут такого?.. Может быть, меня хотела подождать? Самшит подучить… Впрочем, откуда ей знать, прилетел я или не прилетел?

Автобус явно спешил. Следующей была уже остановка, где всегда сходила женщина, — кинотеатр на углу проспекта. Но шофер вдруг затормозил и причалил к тротуару метров за сто до угла.

— Чего это он?

— Остановку отнесли, — пояснил полуседой парень, оторвавшись от книги.

На всякий случай я пересмотрел всех сошедших — женщины не было.

Перед самым проспектом автобус простоял минуты три. Пропустили нас вслед за трамваем — по узкому коридору между заборчиками, за которыми экскаваторы с помощью землекопов рыли какие-то ямы…

На работе я тайком — не увидали бы сослуживцы, не начали (женщины, конечно) клянчить по веточке — засунул букет за шкаф. Вечнозеленое за сутки не завянет!

Назавтра, едва выйдя из подворотни, увидел я женщину. Но стояла она не в очереди на автобус, а в стороне — у газетного стенда.

— Доброе утро! Вот и я…

— Доброе утро! Как слетали?

— По воздуху.

— Чувствуется, что по воздуху, — посвежели! Что за погода на Юге?

— Хорошая погода. Правда, накануне отлета немного похолодало и дождь пошел…

Подкатил автобус, дрогнула очередь.

— Что же мы стоим?

— Я теперь — на трамвайчике. Проспект раскопали, остановку мою перенесли, ходить далеко стало. А трамвай хоть и подольше идет, зато почти к самой работе подвозит.

— И вчера тоже?..

— Что — тоже?

— На трамвае?

— Я уже четыре дня на трамвае. Вот и он! Вы поедете?

— Пожалуй… Пешком, правда, тащиться

придется с полкилометра.

— У меня — талончики. Буду с вами расквитываться.

В трамвае было просторно, даже пустая скамейка нашлась.

— А вы необязательны. Где же обещанный самшит?

— Вчера был. Вчера я его захватил — думал, мы, как обычно… Теперь он у меня на службе пылится. Нужно как-то передать вам… После работы, может? Конечно, лучше всего было бы — после работы. Вы чем, если это не тайна, по вечерам занимаетесь?

— Как — чем?

— В самом деле: спрашиваю, будто не знаю! Зайти в магазин. Ужин приготовить. Накормить повкусней усталого мужа — глядишь, раздобрится, в кино сводит… Верно?

— Верно.

— Слушайте, давайте разок забудем про все про это! А? Айда в ресторан! И самшит я вам передам заодно. Закатимся в «Кавказский»! По шашлыку, по коньяку, а? Коньяк пьете? Ну — шампанского! Сухого. Повеселимся, потанцуем!..

Я на секунду запнулся, подумав вдруг, что же будет, если она действительно согласится… Ресторан — это не разговорчики о том о сем по пути на работу, ресторан — это уже серьезно. Шаг за черту, которую ты, в общем-то, не переступал еще ни разу: с чужой женщиной и — в «кабак»…

А на какие деньги ты ее туда поведешь? На ежедневно получаемую от жены рублевку? Можно будет, конечно, у кого-нибудь занять… Но расплачиваться потом… Полгода утаивать по трояку с авансов и получек… Тоже непростое занятие — при скрупулезности твоей жены, при хроническом дефиците семейного бюджета. Один обман впереди! А обманывать ты не умеешь…

Мысли эти еще крутились у меня в голове, но говорить я продолжал совсем иное и, чем отчетливей понимал всю сложность положения, в которое попаду, если женщина поддастся на уговоры, тем настойчивей уговаривал.

— Один раз живем на свете! Проведем вечерок как бог на душу положит! Покажем нашим домашним, где раки зимуют!

Я сейчас вспоминаю, как изменялось постепенно ее лицо, как нехорошо исказилось наконец — недавно такое светлое и спокойное — и на какие-то мгновения окаменело в своей искаженности.

Я сейчас понимаю, видя т о ее лицо, что, наверное, затронул, сам того не желая, нечто потаенное, оберегаемое и саднящее в душе женщины… Было у нее все, было! Переступала она ту, смутившую тебя, черту, не раз, не два переступала и потому больше переступить не могла… По-разному людям достается спокойствие быта, семейного уклада. Может — счастья?.. По-разному достается — по-разному берегут.

— Я приехала… — сказала она. Тихо сказала.

— Ну, как же — с рестораном и самшитом… и так далее?

— Красиво вы все расписали, заманчиво! Жаль — некогда. Не до того, как говорится. А самшит… про самшит я вас к слову попросила, я и не люблю его вовсе. Так что не утруждайтесь. Поставьте на своем рабочем столе в воду — пусть поживет. Всего хорошего!

И сошла. Снег сошел — земля почернела… И что это она?

На службу я опоздал на час. Не из-за трамвая. Идти не хотелось, потому и опоздал. Сидел в саду и наблюдал детишек, выведенных из соседнего детсада на утреннюю прогулку. Толстощекая девчуха колотила деревянной лопаткой такого же толстощекого парнишку, недоуменно моргавшего, колотила по плечу и спине — молча, зло и, должно быть, больно. Чем, интересно, он ей досадил? Воспитательница смотрела на них спокойно, как будто так и надо: сами разберутся…