Второй Беличий Песок
Шрифт:
– Да, - цокнул Макузь, - Соль в том что мы как-то попёрлись, не подумав про зверьков с зубами, и давеча просидели почти два дня на ёлке, спасаясь от камульфов. Йа имею вслуху что? Не найдётся ли тут какой работёнки, чтобы выменять её на огнестрел, ну или что там используют для.
Лайса почесала сразу за двумя ушами, не особо одобрительно покосившись на скворка, продолжавшего бубунить про зуду.
– С паровиками вышариваете?
– прямо спросила она.
– Частично, - хихикнула Ситрик, - Всмысле Макузь-пуш да, а йа нет.
– Тогда в мехсарай,
– Кло!
– кивнули пуши, и стали вытискиваться в зажатую шкафом дверь.
– Зуда-зуда, бу-бу-бу, - напутствовал скворк.
До мехсарая было триста шагов грязи, а внутри - не меньше апуха. Макузь весьма удивился, услыхав что в таком отдалённом цокалище имеются "бобры" - паровые трактора на гусеничном ходу. Путём некоторых расцоков пуши обнаружили Дуфыца, который собственно и возился с.
– Да не знаю ваще, грызаный стыд!
– фыркал он, - Грызаный!
– Сейчас послушаем, - заверил Макузь.
По результатам расслушивания он цокнул примерно следующее:
– Грызаный стыд. Всего-то сорвали пару гаек.
– Значит это быстро?
– уточнила Ситрик.
– Ну как цокнуть, - хитро сощурился грызь, - Если только открутить гайки, то быстро. Но так мы не заработаем на то что хотели.
– И?
– И, предлагаю... ну себе в основном, перебрать двигун, а это думается дня три.
– А мне что, жевать хвост?
– хмыкнула белка.
– Зачем хвост, можно уши... кхм. Йа имею вслуху, вполне можешь пока найти место для суркования, да и вообще ослушаться тут, почём перья.
– Ну ладно, тогда в пух.
Макузь крепко взялся за напильник, а Ситрик пошла ослушиваться. Погода и состояние сдешних дорог, как уже было цокнуто, этому не способствовали, но грызуниха уже получила по голове тем, что называется Дурью, когда препоны только увеличивают приложенную к выполнению задачи силу. Сырой ветер был менее приятен, чем свежий и тёплый летний ветерок, но тем не менее не превращался в что-то другое, кроме ветра. Это была одна из наиболее корневых установок в инстинктах белокъ - считать от нуля к бесконечности, а не от минус бесконечности до плюс бесконечности через ноль. Это относилось не к математике, а вообще ко всему. Вслуху этого, собственно, ветер и не мог превратиться в минус ветер.
Что Ситрик совсем не нравилось, так это всё-таки то, как на неё послухивали попадавшиеся скворки - а попадались они всегда не на одну морду, что тоже напрягало. Широкие и при этом какие-то непушные щи этих грызей вызывали беспокойство. Разбитняк на дорогах тут был как нельзя более в пух - услыхав впереди скворков, серая грызуниха ловко перемахивала на другую сторону колеи, и повторить это неуклюжие увальни не могли ни разу. Вообще что-то их тут навалом, заметила она, даже вон у Лайсы одно сидит, зуда-зуда бу-бу-бу...
По крайней мере, в цокалище, даже в таком маленьком, было
Подрёмывая прибочно с пушной тёплой тушкой согрызуна, обе наличные пуши ощущали, что эта самая Хрурность окончательно сливается под уши и ставится на выдержку, как тыблочный сок или рябиновая настойка. Последняя, кстати цокнуть, почти всегда водилась в постоялых избах и помогала всурячить сразу, а не ворочаться пол-ночи, чем и пользовались. Макузь и Ситрик в это время не перецокивались, а радовались чувству единого овоща - после того, как основательно почувствуешь себя овощем, ещё большую радость доставляет активность.
Вдобавок, к утру погода слегка развеялась, и в прорехах облачности нет-нет да и показывалось солнце, так что оставалось вспушиться - а поскольку это и так делали постоянно, то можно считать что ничего не оставалось, всё уже было готово. Макузь, используя лебёдку, вытащил деревянную раму с поршневым блоком на ней из сарая, и возился на открытом воздухе - и в пух, и света больше. Правда, они напару с белкой потратили немало времени, разыскивая отлетевшую в грязь гайку. При этом, если возня белкача была чисто слышна от начала и до конца - разобрать, подпилить, притереть, собрать обратно - то Ситрик пришлось шире раскинуть мыслями, чтобы понять, как трясти.
– И что же ты поняла, моя грызунихо?
– осведомился Макузь, орудуя напильником по шатуну.
– Ну, для начала пойду поймаю пушей, которые приходят в цокалище от болот, - цокнула она, - И потреплю их за уши на предмет общей обстановки, ну там как с животными и всё такое.
– Хитро, - согласился грызь.
– А ещё, перспективы ради, хотела спросить у Лайсы-пуш, сколько по околотку можно набрать трясов. Ты же не думаешь, что тар сам выйдет из болота и побежит в Щенков?
– Во замахнулась. Ну это тоже в пух, точно.
Поскольку это было в пух, Ситрик так и сделала: зашла в лавку, где пекли свежие пирожки, взяла корзину и пошла разносить их по прочим лавкам, где пирожков не имелось. Заодно держала открытыми уши и если что, применяла активное прослушивание путём зацоков, сухо выражаясь. Как она быстро усекла, "болотные" грызи отличались тем, что тащили рюкзаки сушёных трав - даже если не за тем шли в цокалище, тащили по пути. Приходили они не только по той тропе, на развилке коей стоял камень с указаниями, но и по другим, шедшим сразу от цокалища к началу болот; это тоже было полезно для запоминания и даже для записи, потому как неизвестно, картографировали ли раньше эти тропы.