Второй поцелуй
Шрифт:
– Мэттью, ты знаешь, где я работаю и зачем приехала на Олдерни?
– Конечно, – хмыкнул он, – весь остров только об этом и говорит. А еще про то, что ты переспала с Сэмом у форта.
Джейми поднял рыжие брови, всем видом как бы спрашивая: «Что я пропустил?»
Приложив ледяные ладони к горящим щекам, я со сбивающимся дыханием сказала:
– Никогда не верь слухам, Мэттью.
Озорная улыбка появилась на губах парня.
– Рози Роуз, мне давно не восемь. Сам могу тебе рассказать про пестики и тычинки.
Многозначительно подергав бровями, он сформировал
– Мэттью! – Я шлепнула его по рукам, но он только рассмеялся, откинув голову назад. – Вот ты издеваешься, а я, между прочим, хотела заснять твой ресторан и рассказать о нем миру.
– Это была бы крутая реклама! – обрадовался Мэттью.
– А как мы объединим это по смыслу с панорамными видами острова? – уточнил Джейми.
– Покажем море, бухту, рыбаков, свежие морепродукты, потом рыбный ресторанчик. Цепочка хорошая выстраивается. Второй выпуск назовем «В гармонии с природой». Так что давай быстренько снимем закусочную, чтобы окно захватить с трещиной и цветочный напротив. Укрупнимся на витрину – там как раз открытки с магнитами.
– Хорошо. – Джейми кивнул и пошел к БМВ за камерой.
Я повернулась к Мэттью.
– Ну что? – Я сделала паузу, чтобы придать важности моим словам. – Готов дать нам интервью?
Серые глаза стали огромными, а на пухлых щеках появились от волнения пятна.
– Я? А это обязательно? Я не умею красиво говорить.
– Просто расскажи о вас с Люси. – Я наклонилась к нему чуть ближе. – Как думаешь, важно кому-то в Лондоне или, ну скажем, в Саутгемптоне, что у вас тут разбиты окна, поломаны яблони и лодки разбиты в щепки?
– Нет?
– Нет, – подтвердила я. – А вот помочь юным молодоженам каждому захочется. Двум влюбленным, которые чтут семейные традиции, заботятся о родных и не ищут лучшей жизни, работают не покладая рук на крохотном нормандском острове. Им захочется не просто подкинуть деньжат, но и, может быть, навестить?
– О! – только и смог произнести Мэттью.
– Вот представь, мать большого семейства, лет этак пятидесяти, увидит репортаж и захочет приехать на Олдерни только для того, чтобы зайти в тот милый рыбный ресторанчик за свежими фиш-энд-чипс. Может быть, даже взять рецепт? Как там звали того талантливого повара?
Глаза Мэттью стали еще больше.
– Ты имеешь в виду… меня?
– Конечно тебя! Они запомнят милого парнишку в белом фартуке, который в детстве готовил кашу из подорожников. Запомнят и во что бы то ни стало захотят приехать и сфоткаться под навесом в бело-красную полоску. О вас начнут говорить. Посетители повалят. У вас вообще страничка есть? Если нет, срочно заводите.
Мэттью выглядел одновременно восторженным и напуганным.
– Из-за чего ты переживаешь?
Мэттью закусил губу.
– Из-за Люси. Вдруг она не согласится?
Я вновь повернулась к окну, прикидывая, как уговорить его возлюбленную, но ничего придумать не успела, прежде чем ужас сковал меня. Цветочный магазинчик примыкал к двухэтажному дому из серого камня. Перед входной дверью стоял
26
Не помню, ни как уговорила Люси, ни как закончила съемки. Все происходило словно не со мной, а с какой-то другой Роуз, которая смеялась, находила здравые аргументы и бодро вела интервью. Оно вообще прошло отлично. Мэттью шутил и жонглировал тремя картофелинами, а Люси собрала прекрасный букет из зимних цветов. Они рассказывали не только о сложностях после урагана, но и о счастливых моментах: как купили дом, как на свадьбу собрались все жители острова, как им помогали с ремонтом. Мэттью и Люси были настолько милыми ребятами, что не влюбиться в них было невозможно.
Дороти тоже была в цветочном магазинчике. Сегодня она завернулась в изумрудный балахон и ярко-оранжевый шарф и почти сливалась с рукотворными джунглями: пальмами в кадках, свисающими с потолка лианами, цветущими кактусами и нарисованными на стенах красными попугаями. Может, шторм пощадил это место, потому что он словно был создан природой.
На прощанье я крепко обняла Мэттью и Люси и незаметно для всех затолкала пятьдесят фунтов в копилку для чаевых, стоявшую на прилавке рядом с букетом срезанных цветов, а Дороти подарила мне коричневый керамический горшочек размером с большой наперсток, в котором цвели крохотные незабудки. Нежно-голубые лепестки напоминали море в бухтах Олдерни солнечным летним днем.
– Незабудки означают преданность и искреннюю любовь, – сказала Дороти.
«Тогда у меня они непременно зачахнут», – подумала я.
Все это время с моего лица не сходила улыбка, и никто не заметил, что я изо всех сил сдерживала тошноту. Когда мы с Джейми сели в машину, я поставила горшочек в подстаканник, резко отодвинула кресло назад, согнулась и спрятала голову между коленей, не понимая, хочу ли избавиться от обеда или заорать от собственной тупости и жестокого предательства.
«Скажи, целовал ли тебя кто-то лучше меня?» Я зажала уши, сдавила изо всех сил голову, но хриплый голос не хотел исчезать. «Скажи», «скажи», «скажи»… Колоколом звенели слова Сэма, причиняя физическую боль. Он просто хотел потешить свое самолюбие! Хотел отомстить мне. Водил меня за нос, возбуждал и соблазнял, лишь бы я сказала, какой он потрясающий любовник.
Кретин!
Да и я не лучше! Развесила уши, растаяла от парочки поцелуев и красивых слов. «Я так скучал по тебе». Фу! Розовые сопли! В каком романе он это вычитал? И где так хорошо научился играть? Если он страдал, если так сильно скучал, как говорил, почему не примчался в Лондон? Почему преспокойно позировал с Харпер для обложки журнала? Фотосессия ему, видите ли, не понравилась. Откровенное вранье! Сэм ничего не делал против воли. Значит, все его более чем устраивало. И придурочный фотограф, и длинноногая Харпер.