Второй полет Гагарина
Шрифт:
— Сержант, никто инструктора тебе и не меняет, — кивнул полковник. — Лучше признавайся, это Акбулатов учил тебя ставить МиГ на свечку?
— Никак нет. Он научил меня чувствовать самолёт в предельных режимах. А «колокол» я выполнял в аэроклубе на Як-18, — вралось легко и вдохновенно, словно сам верил сказанному. — Решил проверить, почему бы и не… да. Запас высоты был конский, любую ошибку исправил бы три раза.
— В реальном бою погиб бы. Нельзя терять скорость почти до нуля.
— Так то — единоборство, товарищ полковник. Любой современный
Мой прикол с Акбулатовым и показная скромность при разборе полётов частично сгладили эффект после ЧП с Шевкуновым. Старые пилоты полка не то, чтобы подобрели, но признали: из меня вправду получается лётчик, а не просто нарушитель приказа инструктора. Понятно, что старлей при встрече отворачивался и даже не отвечал на отдание чести.
Надо сказать, что в гарнизонах ещё так-сяк, а в аэродромной обстановке сословно-чиновные различия стираются, если не полностью, то быстрее, чем, скажем, у наземных. И лётный состав, и технари несут службу в обмундировании без знаков различия. Общение на «ты» довольно часто проскакивает, даже когда младший обращается к старшему, если тот, конечно, позволяет. Поэтому на неотдание чести смотрят сквозь пальцы.
Так прошёл июнь. Вечером в степи основательно холодало, суточный контраст температур весьма заметен по сравнению со средней полосой России. Мы после службы гоняли в футбол, покрытые пылью по самую макушку, обливались водой из бочки и отрубались крепким сном как младенцы, стоило голове прикоснуться к подушке. Учитывая полётное напряжение, курсантов больше не поднимали ночью ради неожиданного марш-броска, как это случалось в Чкалове, «чтоб служба мёдом не казалась». По медицинским нормам, в воздух выпускается только выспавшийся и отдохнувший пилот. Несмотря на отсутствие многих комфортных удобств, мне в Чебеньках откровенно нравилась.
Вот только не хватало Аллы. Влюбился? Не знаю. Самая первая девушка, приглашённая на танец, ни к чему не обязывающий, и избранница? Невозможно. Но после короткого отпуска скучал, очень. Поэтому разинул варежку, не смея поверить глазам, когда в воскресенье, это было начало июля, и курсанты, чтоб не охреневали от безделья, привлекались к уборке территории, увидел два авто у КПП — «козлик» генерала и белый «Москвич-401».
— Дергунов! Остаёшься за меня.
Сам рысью бросился к шлагбауму — как был, в пыльных сапогах и грязных галифе, сверху только майка и пилотка.
Василий Харитонович, принявший доклад подбежавшего дежурного по части, узнал меня и поманил.
— Товарищ генерал-майор! Личный состав первой учебной эскадрильи несёт службу по уборке территории палаточного городка. Помощник командира взвода сержант Гагарин.
— Вольно, курсант. Гляди, кто со мной приехал. Городской торг выступил шефом училища, выделил краску освежить казармы. Директор торга Марат Владимирович выразил желание лично убедиться, что подшефные несут службу как полагается.
В глазах начальника
— Я — грязный, потный и пыльный! Платье испачкаешь! — только и сумел шепнуть в ответ, а хотелось говорить совсем-совсем другое…
— Ты и с крыши, Юра, слезал потный-грязный. Но всё равно — это ты, мой единственный!
— Гагарин! Увольнение — один час, время пошло. Только оденься и приведи себя в порядок, не позорь авиацию, — смилостивился бывалый лётчик-штурмовик.
Здесь нет кафе, куда можно пригласить девушку, или парка, где приятно просто погулять. Мы брели по степи, по диким травам, за пределами нашего стойбища они были невытоптанные и девственные, держались за руки и молчали. Потом, без всякого предисловия, я попросил:
— Дай мне точные сведения о себе и родителях, место и дата рождения, как правильно пишется место работы-учёбы и должность, в общем — всё для особого отдела. Сегодня же напишу рапорт на имя начальника училища о вступлении в брак. Если ты, конечно, не против. Выйдешь за меня?
Она положила мне руки на плечи.
— Но мы ведь, по существу, совсем мало знакомы. Ты меня любишь?
— Когда увидел тебя сегодня и чуть сердечный удар не получил от счастья, окончательно убедился: люблю. Очень.
Когда мы нашли в себе силы разорвать поцелуй, я посмотрел на часы. Осталось пятнадцать минут. Какой бы генерал ни был лояльный, опаздывать нельзя.
По пути к КПП завели разговор о делах практических.
— Я получила диплом. Должна начать работу фельдшером. Но тебя же отправят…
— За Полярный круг, на Дальний Восток, даже в космос. Дорогая, я пока не знаю назначения. Жить вместе мы сможем, только когда получу офицерское денежное содержание, то есть с ноября. Думаю, придётся расстаться где-то на месяц или полтора, обживусь на новом месте, выбью жильё для семейной пары. Тогда вызову тебя — приезжай. Но ты же понимаешь, сарайчик около папиного «москвича» покажется райским уголком по сравнению с первой конурой молодого лейтенанта в дальнем гарнизоне.
— Ты рассказывал. Я не в восторге, но буду терпеть сколько нужно. Вот только ребёнка на снегу за Полярным Кругом тебе не рожу.
— Всё образуется!
— Я знаю.
Когда белый «москвич» скрылся в пыли, едва проглотил ком в горле.
Юра положил мне лапу на плечо.
— У тебя всё сговорено? По лицу вижу — на мази. Влюблён как Пушкин в Наталью.
— Ну… да. И её родители не против. Даже папа, он хотел зятя повыше.
— Красивая девочка. Только очень худая. Как я её на тех танцах проглядел? Ростом подхожу, их семье приглянулся бы.
Я пихнул друга кулаком в бок, и мы пошли готовиться к очередной футбольной баталии. У него тоже наклевывалось в последний момент, но затянул, и на всё про всё останется месяц по возвращении в Чкалов-Оренбург, считая выпускные экзамены.