Второй вариант
Шрифт:
— Подпольщики, работающие в порту, называют два направления: Одесса или Новороссийск.
— Слышал об этом и я… Да что-то не могу свести концы с концами. Белым эта авантюра будет стоить слащевского корпуса, но и нам она может обойтись недешево… Смотрите, — Астахов подобрал щепку, быстрым и точным движением начертил па песке контуры черноморского побережья, отметил звездочками Одессу и Новороссийск. — Район предполагаемой высадки, как видите, довольно обширен. Срочно и достаточно мощно усилить береговую охрану наше командование, уверен, не сможет — события на польском фронте доказывают
— Кроме одного: каким образом мы можем узнать план Слащева, в котором указано место высадки, если его не знает даже штаб армии?
— Этого я вам пока не скажу, ибо и сам не ведаю как. Будем искать. Но вот задуманная диверсия в порту — это уже кое-что, это хорошо! К ней все готово?
— Можно рвануть хоть сегодня. Но Бондаренко почему-то медлит…
— И прекрасно делает, — удовлетворенно сказал Астахов. — Передайте, пожалуйста, Бондаренко, что пока в порту должно быть тихо. Эта диверсия поможет нам в главном… — Астахов ненадолго задумался, потом спросил: — Помощники Бондаренко надежные люди?
— Охарактеризовать?
— Пока не надо. Коль вы уверены в них, этого вполне достаточно. Когда, говорите, прибывает Слащев в Севастополь?..
— Завтра.
— М-да, времени совсем нет… — Астахов с сожалением тряхнул головой. — Предупредите Бондаренко, что завтра нам понадобится его помощь. Это очень важно.
— Я понял вас, Василий Степанович! — ответил Журба. Хладнокровие Петровича вселило в него твердую уверенность в удачном исходе любого задуманного этим человеком дела.
Почему-то подумав, что их встреча подходит к концу, Журба набрался решимости и задал вопрос, к их разговору не относящийся, но очень для него любопытный.
— Я хотел спросить: возобновление «Таврического голоса» — это случайность или…
— Или, — улыбнулся Астахов. — Случайности, как правило, бесплатны, а мне пришлось платить. Но бог с ней, с газетой, она свою роль выполнила и, думаю, пригодится нам в дальнейшем. Теперь о судах и землечерпательных караванах. То что вы, потеряв надежду на встречу со мной, направили на них свои усилия — логично. И что в одиночку действовать не могли, это я понимаю. Но вот в чем беда — сведения о вашей деятельности просочились в контрразведку.
Журба замер.
— Не может быть!.. Как же это?!
— К сожалению, это так, — вздохнул Астахов. — У меня завелся приятель — полковник Туманов. Он и сообщил. Информация, как видите, из первых рук. — Только теперь заметив, каково Николаю, добавил: — В общем-то, особых причин для волнений нет: тот план спасения судов и землечерпательных караванов, который существует в действительности, не может даже присниться Туманову. Но для вас это должно послужить уроком: не следовало посвящать в свои замыслы широкий круг людей.
— В том-то и дело! — Журба с силой ударил кулаком по колену. — В том-то и дело, что о нашем плане знают лишь несколько человек — надежных, проверенных!
— Это все меняет, — нахмурился Астахов. — Речь идет о вашей группе?
Журба,
— Тогда все-таки расскажите мне о ней…,
Николай рассказывал, а Василий Степанович пытался представить и понять незнакомых ему людей. Это оказалось нелегко — за каждым стояли конкретные и весомые дела, и невозможно было поверить, что кто-то из этих людей способен на предательство. Но если раньше Астахов объяснял себе случившееся элементарной утечкой информации, — когда в тайну посвящены многие, сохранить ее почти невозможно, — то теперь он знал наверняка: среди доверенных людей Журбы есть предатель. И выявить его следовало сейчас же, немедленно, ибо всякое промедление грозило огромной и страшной бедой не только для Журбы, не только для тех, кто был связан с ним, но ставило под сомнение весь смысл чекистской миссии в белом Крыму…
— Может, кто-то еще? — спросил он, когда Николай замолчал.
— Остается Бондаренко и я…
Астахов задумался. Задача казалась трудной, почти неразрешимой. Будь у него в запасе время… Но времени не было. «Стоп! — сказал себе. — Так можно загнать себя в тупик. Попробуем начать с другого конца…»
Подумал о полковнике Туманове и сразу почувствовал — отгадка где-то рядом, совсем близко.
Вспомнил: начальник контрразведки сказал ему: «Василий Степанович, а у вас появились конкуренты! И знаете кто? Пробольшевистски настроенная чернь! Так называемые подпольщики горят желанием сохранить суда и караваны для Советов… Каково, а?!»
Нет, дело не в дословности сказанного. Но в чем?..
Полковник сказал об этом сегодня утром, когда они встретились в приемной генерала Вильчевского. В последнее время, после памятного визита в гостиницу, Туманов всячески старался подчеркнуть свое к нему расположение. Он был уверен: это сообщение окажется небезынтересным для совладельца константинопольского банкирского дома… Но почему он сказал об этом только сегодня, а не тогда, в «Кисте», например?.. Не потому ли, что раньше и сам не знал?.
— Николай, постарайтесь вспомнить, — попросил Астахов, — попытайтесь вспомнить, кто из вашей группы узнал о судах и караванах только в последние два-три дня?
— Афонин, — сразу ответил Журба. — Остальным все было известно гораздо раньше. Вы думаете…
— Думаю, — кивнул Астахов. — Потом я вам объясню почему, А пока… О сегодняшней нашей договоренности этот человек не должен знать ничего. И нельзя, чтобы он почувствовал подозрение.
— Как же так? — побледнев, сказал Журба, — Если он… — так и не сумев выговорить страшное слово — предатель, Николай взволнованно продолжал:
— Он же знает всех! Его надо срочно обезопасить!
— Не горячитесь, Николай, — спокойно остановил его Астахов. — Боюсь, слишком далеко зашло дело: может статься, и вас-то контрразведка пока не трогает лишь потому, что уверена, будто ее агента никто не подозревает. Скажите, у вас есть возможность встретиться с Афониным сегодня же?
— Конечно! Но я могу не сдержаться…
— Сдержитесь! — сурово сказал Астахов. — Еще как сдержитесь! И будете, черт возьми, улыбаться ему, если этого потребует обстановка! Вы чекист или сентиментальная институтка?