Вторжение Бурелома
Шрифт:
Я покорно встала и, пока усаживалась с Буреломом за дальний столик, обнаружила вдруг, что обстановка изменилась, что все вокруг нас оставалось тем же, только люди были неподвижны и безгласны: тихо стало, неестественно тихо...
– Простите меня, Мария Николаевна, за это вторжение, но мне важно поскорее получить ваш ответ. Вы ведь решились, я знаю.
Мое волнение достигло предела!.. Но и волнение моего камня тоже достигло предела, если, конечно, какой бы то ни было предел был ему положен. Я ощущала неприятные и назойливые покалывания, заставлявшие мое сердце биться с немыслимо бешеной скоростью - как перед
– Ну, давайте же, давайте - решайтесь!..
– напирал Бурелом.
Какой-то металлический блеск на щеках, что-то рубиновое на губах почудилось мне в лице Бурелома - может, Старик Алмазный захотел таким образом о себе напомнить - страдание его мне, во всяком случае, тут же вспомнилось - но этот отпечаток чужого облика на враждебной физиономии только запутал меня. Кто из них - кто?.. И вообще - двое ли их, моих "искусителей"?.. "Ангелов-хранителей"?..
И я вспомнила Черешкова. И он появился передо мной, бледный, напуганный, бормочущий: "Да, я, дурак, был все-таки ужасно неосторожен при пересечении улицы!.." И добавил: "Прямо, как мама Челе".
– Нет!
– уже с настоящей злобой воскликнул Бурелом.
– Это уже черт знает что!.. Откуда принесло этого придурка?!
Черешков стоял, не двигаясь с места, рядом с моим стулом и бормотал себе под нос.
– Да уж, - сказал Бурелом с сарказмом, - и защита же у вас... И этот туда же... Ну, давай, давай, показывай свой оберег!..
Я еще и опомниться не успела, и сообразить ничего не успела, - плохо сегодня у меня было с соображением!
– как с изумлением обнаружила, что камень мой вместе с цепочкой уже на свитере и отбрасывает лучи - нервные, яростные... "Сквозь одежду прошел!" - изумилась я. А в ушах продолжал звучать голос Бурелома:
– Вам не кажется, дорогая Мария Николаевна, что жизнь обошлась с вами слишком жестоко: сегодня такой важный для вас день, а вы - бледны, явно плохо провели ночь, да и день, видно, ничем не порадовал!.. Несправедливо. Вам ли, такой молодой и привлекательной, переживать такие "обломы"!..
Удар Бурелома попал в цель: я снова видела Диму перед зеркалом гримерной и шубу Деда Мороза, чуть-чуть ему великоватую... Стало больно...
– Сказав свое "да", вы, Мария Николаевна, навсегда избавите себя от такого рода ударов.
"Знает. Он все знает про Феникса, - подумала я.
– Откуда?"
– А теперь о нем...
– Бурелом ткнул пальцем по направлению камня. Вот вам образчик того, как он разделывается с теми, кто ему не по нутру или не оправдал его надежд, - и Бурелом еще раз ткнул пальцем, но теперь уже в сторону Черешкова.
Было заметно, впрочем, что ему не очень нравится смотреть на камень. Я молча, заторможенно следила за жестами и словами Бурелома.
– Давайте, давайте, Маша, пора уже приходить в себя. Подумайте, какие перспективы открываются перед вами: "Я одинока. Раз в сто лет я открываю уста..." - Он словно бы передразнивал меня.
– Так откройте же свои уста, Мария Николаевна...
"Нет, не могу согласиться!.." - подумала я достаточно вяло, и тут же сильно, ухающе, вдребезги разбивающе предыдущую мысль, раздалось во мне: "Нет!..
– Ну, Мария Николаевна, ну же!.. Второго такого случая не будет. Вы торопитесь на следующую елку, да и я тороплюсь по делам, еще пара минут, и я сам откажусь от вас - мало ли достойных претендентов. Но мне-то интересны именно вы, именно ради вас я трачу и время свое, и деньги готов потратить немалые...
"Деньги, деньги..." - отдалось во мне эхом. Камень сиял на свитере режущим блеском, его импульсы ощущались моим сердцем, сначала как мелкие уколы, а потом - слились в один - болезненный и долгий укол... От этой боли я уже почти совсем перестала соображать. И только в тахикардическом ритме сердечных ударов билось во мне: "Не могу согласиться?! Почему?! Почему-почему?..
– Деньги! Он сам сказал - ДЕНЬГИ!.. Не могу отказаться... Не могу! Первый и последний шанс!.. Кто еще поверит в меня так?! Не могу согласиться!.. Мариша смотрела на него с таким ужасом - он страшный!.. А мне кажется уже вполне симпатичным - так что же со мной?! Не могу, нет, не могу..."
– Да отшвырните от себя этот камень, Мария Николаевна!.. Отшвырните!.. Ничего хорошего он вам не принесет!.. Не будьте жертвой этого старого дурака, который считает себя чуть ли не прародителем всего истинно талантливого на Земле!.. Да ничего нет вредоносней, чем его утверждения о добродетельности и чистоте таланта! Вот это и называется полным незнанием жизни, ее реалий! Обречен такой талант - вы понимаете - об-ре-чен! Да посмотрите на себя: вы же совершенно лишены орудий зашиты: ни пробивной силы, ни железных локтей, ни разумного эгоизма!..
– Но кого я должна вытеснять "железными локтями" - своих друзей, подруг, что ли?..
– спросила я, слабо сопротивляясь, уже предчувствуя колкий ответ, правдивый на сто процентов.
– Очнитесь, Мария Николаевна! Какие друзья-подруги?! УЖ не те ли, которые пальцем не пошевелили ради вас, когда вы остались без работы?! Нет, они-то уже давно поняли, что каждый выживает в одиночку - их уже никакой Алмазный Олух не проймет своими проповедями!..
– Да-а...
– протянула я.
Вот они - рядом, как в стоп-кадре - Валентина с бокалом в руке недоуменно смотрит вслед мне и Бурелому; Юрка - подающий мне благословляющий знак: мол, "иди, иди - счастливица"!.. Но здесь же и Анастасия Ивановна... и Мариша... И они - другие, совсем другие... И уже, обращаясь только к Анастасии Ивановне и Марише, я мысленно принялась что-то объяснять про "волшебные" деньги: "Вы видите, это волшебник. Мне очень повезло - я встретила волшебника. У него все деньги - чистые!.." "Волшебных денег не бывает, - услышала я ответ Анастасии Ивановны, будто бы пробившийся ко мне через стену помех.
– Бывают только деньги, нажитые честным трудом, и деньги награбленные и грязные. Чистые и грязные, вы понимаете, Маша... Только чистые и грязные..." Голос шел по нисходящей, все удаляясь и удаляясь, пока совсем не потух и не заменился в моих ушах голосом Бурелома: