Вторжение Бурелома

Никитайская Наталия

Вечером в ресторане я увидела Бурелома. На первом же выходе я поймала на себе его взгляд и почти незаметное для других, но очевидное для меня, приветствие. У меня не было оснований не ответить на него. Взгляды наши соприкоснулись, и я вздрогнула. "Белоглазый"!

Его глаза были словно два бельма на мучнистом фоне лица. Камушек на груди излучал тревожные электрические сигналы. "Успокойся, - мысленно сказала я ему, - эту опасность я и сама отлично понимаю." И покалывание прекратилось. Работала я механически, однако совсем неплохо: наверное, это и

есть профессионализм. Успех был, хотя думала я бог знает о чем, только не о номере. "Что ему от меня нужно? Я и не самая красивая здесь, и не самая молоденькая. И на влюбленного Бурелом не похож."

Следом за нашим с Мишкой номером шел балет, в котором были заняты все девочки из моей гримерной. И Мишка, как всегда, пошел со мной: обычно нам приносили в гримерную кофе. Принесли и сегодня. Мишка начал что-то рассказывать про Лизочку, что-то смешное, но не успел договорить, как дверь открылась и вошел Бурелом.

– Добрый вечер, - сказал он и улыбнулся. Улыбка была бы у него даже хорошей, если бы не тусклая невыразительность глаз.

Я смотрела на него и по-прежнему не могла понять: почему он такой страшный при вполне сносной внешности? Как, каким словом определить источник того страха, смешанного с отвращением, который вызывал он?

Бурелом обратился к Мишке:

– Вы всегда тут вместе кофейничаете?

– Да. Хотите, я попрошу, чтобы принесли кофе и вам?

– Нет. Кофе я не хочу, а вот против того, чтобы ты выкатился, ничего не имею.

Мишку как ветром сдуло, хотя было заметно, что ему хотелось бы соблюсти пусть и видимость достоинства.

Камень неистовствовал.

– Очень печально, - сказала я, - что вы так невежливо обходитесь с моим партнером...

Мой гость захохотал смехом долгим и очень гулким:

– Невежливо?! Да я был сейчас так вежлив, как никогда в жизни!..

Странно, но я ему поверила.

– Кстати, о партнере, - продолжал Бурелом.
– Этот смазливый еврейчик партнер только по сцене? А, может, и по постели?..

Я прямо зашлась гневом:

– Для меня, к вашему сведению, люди делятся только на талантливых и бездарных, на хороших и плохих. Я понимаю, это немного по-детски, но я так воспитана.
– Камень снова застрекотал, и я опомнилась - я очень ценила Мишку, чтобы вызывать ревность Бурелома к нему.
– А что касается моих любовников, то, во-первых, это не ваше дело, а, во-вторых, Миша всегда был моим другом и я дружу с его женой и дочкой, и для нашего круга такая дружба сама по себе является отрицательным ответом на ваш пакостный вопрос. Вот так, Лев Петрович...
– Я повернулась к зеркалу. Увидела там свое и его отражение.

– Скажите, Мария Николаевна, вы что - начисто лишены инстинкта самосохранения?..

– Нет, отчего же. Не стану скрывать: вы мне непонятны и чужды, но если уж мне приходится общаться с вами, то я хотела бы, чтобы не я постигала законы вашего мира, а чтобы вы постарались понять мои. Да, чуть не забыла. По моим законам я обязана поблагодарить вас за помощь в тот вечер, за ужин и за машину. И я вам действительно благодарна.

Мне пришлось играть:

я играла спокойную уверенность бесстрашного человека. На самом деле у меня тряслись поджилки...

До нашей гримерной донеслись аплодисменты.

– Вы ведь пришли зачем-то?.. Говорите, сейчас сюда прибегут девочки, и не заставите же вы их, потных и разгоряченных, ждать за дверью.

Бурелом усмехнулся:

– Нет, на сегодня достаточно. Я считаю, начало знакомству положено. И я понял, что не ошибся: вы именно тот человек, который мне нужен. Счастливо.

– До свидания, - ответила я.

Как только он вышел, я вся скукожилась: этот разговор украл у меня силы. Влетели девчонки.

– Блин, у тебя был Бурелом?.. Приставал?..
– спросила Вера.

– А ты чего такая?
– поинтересовалась Сливкина.

– Эй, не горюй: Бурелом хотя бы самый главный тут. Не с шушерой, блин, путаться!..
– снова Верка.

Вернулся Мишка. Он был суров, напряжен и решителен.

– Больше я никогда тебя не брошу. Я столько пережил за эти минуты, ты не представляешь!.. Я трус и скотина: бросил тебя, как будто оставил врагу без боя собственный дом...

Он шептал мне все это на ухо, и мне стало хорошо от этого его шепота.

– Не преувеличивай. Все нормально. Вот только не могу понять: что ему нужно от меня.

– Влюблен, я же говорил тебе.

– Нет, Мишка, нет. Тут что-то другое.

Я уже вознамерилась рассказать ему про сон, но вовремя застрекотал камушек. Я промолчала.

Поздним вечером у служебного входа меня ждала машина Бурелома. Я прошла мимо. Шофер догнал меня в два прыжка.

– Только не говорите, Мария Николаевна, что вы меня не заметили.

– Заметила, конечно. Но хочу поехать сегодня общественным транспортом.

– Не выйдет, - сказал шофер и потянул меня за руку.

– Делать мне больно вам приказал Бурелом?
– спросила я, выдергивая руку. Электрические покалывания не смолкали во мне, но я была настроена решительно.

Мой вопрос сильно смутил шофера.

– Как вас зовут?
– спросила я.

– Николай.

Я вспомнила испуг Вражича, когда отказывалась от подношения Бурелома, и фразу, которую сказал ему тогда Мишка: "Успокойся, нагоняя не будет". Ничего умнее этой фразы в голову мне сейчас не пришло, и я сказала испуганному Николаю:

– Успокойтесь, нагоняя не будет. А вашему Льву Петровичу я сама скажу, чтобы в дальнейшем ради меня он не тратился па бензин. Зачем так разоряться...

– Разоряться?! Да Лев Петрович может скупить полмира...

Он запнулся, а я как бы услышала продолжение: "Уж тебя-то купит..."

Не хотелось дискутировать, да и не стоило, уже потому хотя бы, что шофер, похоже, наговорился сегодня на неделю вперед. Молчаливость была его природным и неотъемлемым качеством. Меня же задела за живое его усмешка. Он сам, как и все окружение Бурелома, куплен с потрохами и не сомневался, что купить можно все и всех. Если бы у него имелось столько же денег, сколько у Бурелома, он бы тоже чувствовал себя королем мира.