Вторжение Бурелома
Шрифт:
"Плохо. Все это очень плохо". Я свободолюбивый человек. И сейчас особенно остро почувствовала, насколько сильно во мне желание быть свободной.
Мы ехали мрачным Ленинградом. Декабрь и без того самый темный месяц в году, а тут еще и освещение в городе почти полностью отсутствовало. Кое-где в переулках мелькали подозрительные личности, свет горел уже в очень немногих окнах жилых домов, да в ночных киосках, торгующих спиртным. Страх выползал из этой смутной жизни. В этом смысле профессия у нас неудачная: все мы, артисты и артистки, заканчивали работу
Папа ждал меня. И мама еще не спала.
– Слава богу, Мария!
– сказала она.
– Я очень волновалась за тебя.
Странно, ее волнение показалось мне сегодня вполне искренним.
– Почему?
– спросила я без всякой подкавыки.
– Представляешь, твой одноклассник, Валерка Черешков, попал сегодня во дворе под машину. Смотреть на Наталью было страшно, когда она подбежала к сыну...
– Насмерть?!
– с замиранием души спросила я.
Ответил отец:
– Пока живой, но состояние очень тяжелое. Наталья говорит, что он с утра был не в себе, после твоего ухода... Она на улице набросилась на твою мать, вопила, что это ты виновата...
– Машенька, у вас что, ссора произошла, ты его чем-то обидела? Ты ведь такая резкая...
– Мама, успокойся, я тут ни при чем. И что это за манера: ответственность за свои несчастья валить на других!..
Нет, такого я не хотела. На меня подействовало не столько то, что расплата за обман обрушилась на Валерку, сколько то, что она обрушилась с такой бешеной скоростью. Кто же он, мой защитник?.. Может быть, это и есть Бог?.. Я бы уже поверила в это, если бы не удивительная избирательность: разве мало людей заслуживают наказания, а покарали, причем моментально, только моего Валерку.
Папа ушел спать, а мама дождалась, пока я выйду из ванной. Ей хотелось еще пообсуждать событие. Но у меня такого желания не было. Однако от одного вопроса я не удержалась:
– Мама, ты когда-нибудь изменяла папе?
– Ты же не смотришь "богатых", откуда в тебе этот комплекс?
– Да не комплекс, нет.
– Юрке, что ли, собралась изменить?..
– Когда люди расстались, новый человек в жизни - уже не измена. Так ты можешь ответить мне?
– Мы с отцом поздно поженились, ты знаешь. А если бы не твое рождение, может, и вообще бы не поженились: отец был очень нерешительным. А я понимала, что люблю его, и он любит меня, и что лучше для жизни мне никого не найти.
– Так ты забеременела не от него?
– С какой стати? Но один раз подумала, вернувшись после свидания: не переспать ли с кем-нибудь, чтобы забеременеть. Вечером перед сном подумала - мечтала о ребенке, о Коле - а утром поняла, что зря хотела дождя над Данаей, что уже и без того беременна.
– А что снилось?
– спросила я, как бы невзначай.
Мать
– Ничего! Ничего мне не снилось! И вообще, у меня такое ощущение, что я сошла с ума, рассказывая тебе эту ерундистику...
"Снилось", - подумала я. Содержание сна тоже казалось мне ясным.
Чем хороша усталость - не успеешь добраться до койки, как сон уже валит меня. Иначе, наверное, я сбрендила бы от тех бесконечных знаков вопроса, которые плыли во мне, заполняли меня и тревожили.
III
На следующий день я позвонила Юрке.
– Спорткомплекс "Юбилейный" слушает, - Юрка тяжело дышал в трубку.
– Хочу подать заявку на конкурс по бодибилдингу.
– Ваше строение тела меня вполне устраивает, так что пойдете вне конкурса, - ответил Юрка.
– Ладно, позвони, когда закончишь зарядку.
– Да я уже закончил, подожди, накину халат. Не так-то часто ты звонишь, чтобы я заставлял тебя набирать номер дважды.
Ждала я недолго, и с молчащей возле уха трубкой думала о том, что Юркин голос все еще волнует меня.
– Что скажете, сеньорита?
– произнес Юрка голосом Луиса-Альберто, вернее, того актера, который его дублирует.
– С вашего позволения...
– подхватила я.
Юрка перебил:
– "С вашего позволения" надо говорить, когда прощаешься, уходишь. А сейчас надо сказать: "Простите, сеньор, что я побеспокоила вас..."
– Вот именно, - ответила я.
– Простите, сеньор, но у меня ни черта не получаются песенки: буду петь прошлогодние.
– Можно, конечно. Но одну ты должна сочинить, на любой, приятный тебе мотивчик. Когда они забредают в чашу и Баба-Яга, то есть я, пытается помешать им оттуда выбраться. Самое время спеть. На одну-то песенку тебя хватит?
– "Пробираясь темной чащей, ты смотри под ноги чаще..." - скаламбурила я.
– Начало готово. А ты боялась!.. У тебя все?
– Нет, Юрка, не все. У меня появился поклонник...
– Хороший мужик?..
– спросил после маленькой заминки Юрка.
Эта запиночка и интонация ревнивого любопытства, которую я сумела распознать за Юркиным вопросом, очень меня воодушевили.
– Крутой, - ответила я.
– Звучит безрадостно. Ну что ж, Маша. По телефону я не буду выпытывать, что да как. Могу предложить: приходи ко мне сейчас, я тебя обниму, и ты мне все расскажешь...
Мне очень захотелось поддаться. И я бы поддалась, если бы не понимала: объятиями дело и ограничится.
– Знаешь, мне, пожалуй, достаточно на сегодня уже и того, что ты сказал. Спасибо, дорогой. Пока.
– Надо говорить: "с вашего позволения", чумичка!..
Следующий звонок делать было неприятно, но с моей точки зрения, необходимо.
– Наталья Васильевна, здравствуйте. Это Маша. Как там Валерка? Что с ним?!
– Маша! Хорошо, что ты позвонила. Я вчера наорала на твою мать, извинись за меня: сама не понимала, что горожу. Плохо с Валеркой. Очень плохо. У него с головой непорядок...