Вторжение в частную жизнь

Кивинов Андрей Владимирович

Глава 5

Вообще-то, поездка на такси в мои планы не входила. Мне как-то спокойнее на метро – ни гололеда, ни снегопада, ни счетчика. Но такси ко мне приедет. И не первое попавшееся. А то самое, что увезло еще живое тело Куракина с работы накануне смерти.

Я думаю, что Анечка не оговорилась, вспомнив эту маленькую деталь.

«Алло, кто заказывал такси на Дубровку?» Примерно так, только в обратном направлении.

– Минуточку. Машина 35-70 ЛЕГ, водитель Буланов. Да, сегодня на трассе. Прислать? Давайте адрес…

Удивительное

дело. Какая приятная дама. Обычно наоборот. «А не пошли бы вы…»

В тревожном ожидании я провел целых сорок минут. В тревожном потому, что дежурная часть могла совсем некстати обрадовать очередным презентом. От бабушки с косой.

Таксист Буланов оказался свойским парнем. Минут пять он морщил лоб, минут десять разглядывал мой настенный календарь с видами Питера и еще минуту усиленно думал. Вернее, вспоминал. Как будто упомянутая мной поездка произошла не позавчера, а в конце прошлого века.

– А! Да, да! Вспомнил.

Еще бы. Я не для того пятьдесят минут потерял, чтобы обратное услышать.

– Я отвез его на юго-запад. Сейчас, сейчас. По Ленинскому, в самый конец.

– Он называл номер дома?

– Нет. Я бы и не запомнил. Просто попросил высадить в конце проспекта.

– Дома-то там были?

– Да, по четной стороне.

– А по нечетной?

– Там забор, стройки, еще что-то.

Я достал чистый лист.

– Нарисуйте, где вы его высадили.

Буланов слеганца блеснул художественными способностями. Надо будет сохранить шедевр. Как фотография. Когда Буланов станет вторым Матиссом, у меня будет ранний Буланов. Что-то в их живописи есть общее.

– Вот здесь. Тут забор, дальше пустырь.

– А куда он пошел? К домам?

Таксист-художник удивленно посмотрел на свое полотнище.

– Как раз наоборот. К забору. Я ведь разворачивался и его бы заметил. А дорогу он не переходил.

– У вас прекрасная память. Вам надо идти в науку, но прежде чем идти туда, подкиньте меня вот сюда.

Я ткнул в квадратик на листе, изображающий машину.

– У меня же план!

Я достал из куртки кошелек, пересчитал наличность и кивнул:

– В счет плана.

– Едем.

Могу я хоть раз позволить себе шикануть? Несмотря на гололед, снегопад и счетчик. Думаю, что могу.

Песню про план я слушал в течение еще сорока минут. Сопровождал ее аккомпанемент включенной рации. Буланов-таксист по всем статьям превосходил Буланова-художника. При таком гололеде выкручивать на такой скорости… В душе, наверное, осознавая, что рядом мент и в случае конфликта с властями в лице ГАИ он вмешается. Почему бы не порезвиться? Я его точку зрения не разделял, вжавшись в переднее сиденье, на которое сел исключительно сдуру. В голове мелькали сладкие грезы о финише или хотя бы красном светофоре.

Когда же мы остановились возле забора, я дружески посоветовал Буланову заняться «Формулой-1». И именно на этом желто-зеленом красавце с антенной. Алан Прост – школьник по сравнению с асом питерских дорог. На мой совет водитель отреагировал очередным болезненным стоном про план.

Вот ведь…

Облегчив кошелек ровно на две трети и следуя указанию вытянутой руки мастера Буланова, я направился к забору. Руками, как гордо раскинутыми крыльями самолета, я размахивал в воздухе, чтобы не загреметь на льду.

Забор был высок и длинн. Ой, такого слова, кажется, нет, но вы поняли, о чем я. О том, что дверцы, ведущей внутрь, не было видно ни впереди, ни позади. Черт, а если он кругл? Вот, опять словечко… Буду тогда самолетом летать по кругу.

Но я, как оказалось, заблуждался. Метрах в тридцати от начала путешествия бетонная ограда имела неширокий проем, куда я спокойно проник. Проем превратился в короткий коридорчик, образуемый все теми же бетонными стенами. Миновав его, я оказался на освещенной дороге из щебенки, идущей параллельно забору. Однако все это география юго-запада, поэтому скажу просто: я попал на территорию гаражного кооператива. А забор, получается, вовсе и не забор, а задние стенки гаражей. Надеюсь, собаки еще не спущены с цепей – пистолет-то я оставил в дворянском сейфе, а на льду против собак делать нечего, как, впрочем, и на щебенке.

Бодрым самолетным шагом я посколь-зил к контрольно-пропускному пункту. На крыше его был установлен огромный галогенный прожектор, не иначе как украденный с военного аэродрома предприимчивыми гаражными деятелями.

Проход, через который я попал на территорию, был оставлен специально, дабы автолюбители не проделывали длинный обходной путь через главные ворота, а выходили к проспекту напрямик. Очень мудрое решение. Принято по архитектурно-эстетическим мотивам. Ни к чему портить перспективу новостроек шлагбаумом, собаками и сторожами. Голый забор – гораздо приятнее. А в скором будущем и не забор вовсе, а холст для пробы кисти новым Матиссам и Пикассо. И, разумеется, знатокам великого и могучего русского языка.

Гаражный кооператив был невелик – пара линий длиной не более сотни метров, поэтому через минуту я стоял на пропускном пункте.

Шлагбаум трудился без перерыва, сейчас самое пиковое время суток. Один из сторожей-охранников добросовестно разбирался с приезжающими, требуя именной пропуск; второй восседал в каморке. Для беседы я выбрал второго. Этот у шлагбаума уж больно грозен, пошлет еще.

– Привет, отец. Как сторожится?

«Отец» опустил на нос очки и внимательным взглядом оценил мою внешность:

– Ничего. А вы, извиняюсь, кто?

– Мы из милиции. Есть такая добровольная организация.

Автоматический жест извлечения из кармана «ксивы» и демонстрация очкам.

Очки занимают первоначальное положение.

– Да, пожалуйста. Слушаю. У нас, кстати, все в порядке.

– Не сомневаюсь. Поэтому смотрим и вспоминаем – «фэйс» знаком?

– Кто-кто?

– Лицо по-японски.

– А… Сейчас…

Полуоборот к настольной лампе и изучение фотографии Куракина.

Я присел на второй стульчик и подвинулся к самодельной печке. Ноги где-то промочил. Сволочная погодка, между нами говоря.