Вуаль из солнечных лучей

Вербинина Валерия

Осетров умел владеть собой, но его выдал взгляд, устремленный на собеседницу, – взгляд, в котором недоверчивость смешалась с удивлением и с удовольствием оттого, что резиденту в кои-то веки попался человек, достойный его уровня. Тут, пожалуй, стоит добавить, что самого себя господин Осетров ставил очень высоко, хоть и не кричал об этом на всех углах.

– Вы ведь уже так и поступили, верно? – вкрадчиво осведомилась баронесса Корф. – И что же? Двойника Ломова тотчас задержали?

– Его уже отпустили. – Говоря, Осетров поднес руку ко рту, чтобы скрыть улыбку. – И даже, представьте себе, принесли извинения. Получается, Амалия Константиновна, что наш Ломов жив, раз его столь отчаянно ищут. А еще получается, –

продолжал резидент, и теперь уже и тени улыбки не было в его лице, – что он нарушил все наши правила и, действуя на свой страх и риск, разворошил осиное гнездо, о котором мы можем только догадываться. Именно поэтому я еще раз спрашиваю вас: не заметили ли вы чего-то странного, когда видели его в последний раз? Подумайте хорошенько, сударыня, я вас не тороплю.

Выражение «в последний раз» настолько не понравилось Амалии, что ей стоило большого труда сосредоточиться на воспоминаниях о разговоре с Ломовым.

– В нашу встречу перед моим отъездом Сергей Васильевич говорил только о Уортингтоне, – сказала она наконец. – Он был убежден, что с дуэлью что-то не так. По его мнению, в кустах или где-то поблизости находился еще один стрелок, который выстрелил одновременно с виконтом и убил полковника.

– Однако у дуэли был свидетель, и этот свидетель – вы, – напомнил Осетров. – Я читал ваш отчет, занимательный, хоть и несколько поверхностный по форме, и должен сказать, что не помню упоминаний ни о каком постороннем стрелке.

– Я действительно никого не заметила, – призналась Амалия. – Но ведь я следила только за тем, что происходило на поляне. Если стрелок, о котором мы говорим, позаботился как следует замаскироваться… – она запнулась.

– Вы хотите сказать, что могли не увидеть его сверху? – спросил Осетров.

– Не знаю. – Амалия недовольно поморщилась. – Не уверена. По правде говоря, я была так рада, что виконт не пострадал… То есть не то чтобы рада, – быстро поправилась она, – но мне казалось несправедливым, что Уортингтон должен был его убить. Вы понимаете, что я имею в виду?

Глава 5

Версии и предположения

Осетров, потирая пальцем висок, с любопытством смотрел на свою собеседницу.

– Я понимаю, сударыня, – проговорил он негромко, но вместе с тем чрезвычайно внушительно, – что проблемы французов должны волновать нас не больше, чем их волнуют наши. А еще у меня сложилось впечатление, что если бы Сергей Васильевич не стал ломать голову над тем, как убили Уортингтона, а просто сел бы в среду на экспресс и отбыл восвояси, у многих людей, включая меня и вас, было бы куда меньше хлопот.

И, выговорив эту внушительную фразу, которую в разговорной речи мог выдать только человек, горячо интересующийся словесностью и читающий много книг, Осетров сдержанно улыбнулся.

– Думаю, нет смысла говорить об этом, коль скоро хлопот все равно не избежать, – отозвалась Амалия. – Если вам нужна моя помощь, вы можете мной располагать.

– Признаюсь, помощь действительно не повредит, – ответил Осетров. Он поставил локти на подлокотники и сомкнул кончики пальцев. – Во-первых, надо понять, жив Ломов или мертв. Если он мертв, где его тело, если жив, где он находится, а также почему до сих пор от него нет никаких вестей. Во-вторых, мы обязаны разобраться, что произошло в поезде. Кто напал на Ломова, как именно напал, как проник в его купе, и так далее. В-третьих, причина. Что такого мог разузнать Сергей Васильевич, что его стали так спешно и, прямо скажем, неаккуратно убивать. Вы, сударыня, подтвердили мое подозрение, что это как-то связано с гибелью Уортингтона на дуэли. Осталось лишь понять, о чем именно идет речь.

– Знаете, – призналась Амалия после паузы, – по зрелом размышлении у меня все же возникли некоторые сомнения. Допустим, что был некий скрытый стрелок, которого

я не заметила. Допустим, что Сергей Васильевич даже узнал, кто это и как его зовут. И что? Французы станут из-за этого сходить с ума? Как по мне, это слишком мелкий повод для столь масштабных действий. Разумеется, то, что узнал Сергей Васильевич, способно вызвать скандал, а скандал всегда означает неприятности. Вероятно, его сведения доказывают, что Ашар пользуется бесчестными методами, чтобы одержать верх над противником, но… простите меня, а когда наши службы вообще пользуются честными методами?

– Должен признаться, Амалия Константиновна, вы не первая, кто задает себе подобные вопросы, – серьезно промолвил резидент. – Давайте все же исходить из того, что если французы решили устранить нашего агента, значит, они считают, что le jeu vaut la chandelle [4] . Далее: вы не правы, считая, что сведения о личности неведомого стрелка ничего не стоят. Я говорю сейчас не о деньгах, само собой, – добавил Осетров. – Даже если стрелок – рядовой агент, какой-нибудь незначительный мсье Дюпон, как минимум англичане будут заинтересованы в том, чтобы узнать его имя. А если речь идет вовсе не о рядовом агенте? Если это кто-то куда более важный и ценный? Или если предположить, что он применил некое усовершенствованное оружие – например такое, которое позволило ему находиться далеко от цели, так что ни вы и никто из присутствовавших на дуэли его не заметили? А Сергей Васильевич, к примеру, смог узнать, что за оружие было использовано, и если эти сведения попадут не к тем людям, Франции не поздоровится. Видите, сколько возможностей сразу возникает?

4

Игра стоит свеч (фр.).

– Но если Сергей Васильевич узнал некие важные сведения, почему же тогда он не пожелал поделиться ими с вами? – спросила Амалия.

– Ах, госпожа баронесса, только не делайте вид, что вы не понимаете… Ведь и вы, и он – Особая служба, которая никому не подчиняется, кроме генерала Багратионова. Разведка добывает секретные сведения, контрразведка борется с их утечкой, а агенты Особой службы живут себе припеваючи и катаются первым классом в Мадрид, чтобы купить у разорившегося испанского гранда картину для… впрочем, о чем это я? В конце концов, картины тоже нужны, особенно хорошие.

Амалия кисло улыбнулась, напустив на себя вид человека, которого раскусили и которому решительно нечем крыть. На самом деле покупка картины была лишь прикрытием для куда более важной миссии, но так как баронессу Корф обязали хранить эту часть ее поездки в строгом секрете, она не стала поправлять собеседника.

– Значит, Сергей Васильевич вам ничего не сказал и даже не намекнул? – спросила Амалия.

– Нет, госпожа баронесса.

– А что насчет вашего человека? Того, который сопровождал в субботу Сергея Васильевича на вокзал?

– Его зовут Виктор Иванович Елагин, – сказал Осетров, – и я уже обсудил с ним не раз, что господин Ломов говорил и даже как он выглядел, когда ехал на вокзал. По словам Виктора Ивановича, Сергей Васильевич сказал ему следующее, – резидент взял со стола листок. – «Париж – забавный город: вроде и столица Европы, а присмотришься – деревня деревней, только шуму много производит». Еще Сергей Васильевич проехался по поводу Эйфелевой башни, мол, как удобно иметь в стране нечто такое, что можно безнаказанно честить на все корки. Дождь, или засуха, или в правительстве одни остолопы, или война на пороге, или жена изменяет, а поругаешь Эйфелеву башню, и сразу же на душе приятно и легко. «Хорошо бы и нам завести у себя что-нибудь вроде нее», – заметил господин Ломов в конце обсуждения.