Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
— Властитель. Меданы. — страдальчески произнесла она, но не посмела даже судорожно выдохнуть.
— Как девчонка?
— Бойкая. Везде суёт нос, без спроса удирает в долину. Три дня жила там, у местной муйбы. Потом пропала ещё на сутки вместе с властителем. Где были — неизвестно.
Он услышал заминку в голосе.
— Договаривай, — обманчиво мягко подтолкнул к продолжению.
Фигура переступила с ноги на ногу.
— Думаю, тебе будет интересно, динн. Властитель вернулся с увесистым мешочком солнечных камней.
Он
— С чего ты взяла, что меня интересуют солнечные камни?
Фигурка сгорбилась и пожала плечами:
— Я рассказываю, что может быть интересно.
Она недоговаривала. Скрывала что-то — он чуял и подлавливал её на мелочах. Юлила, осторожно выдавая то, что могли знать все. Не заикнулась о радужной краске, о чудесном контакте с ткачиками и бурном строительстве в Долине. Может, не знала, но чутьё подсказывало: скрывала.
— Никаких особенностей за девчонкой не наблюдала?
Отрицательное движение головой.
Он смотрит внимательно, вглядываясь в фигуру холодными глазами:
— Странно… Очень странно… Небесный груз — девчонка, у которой нет ничего по твоим словам. Но что-то должно быть, раз она — груз.
— У меня… нет возможности наблюдать за ней постоянно.
— И никто не сплетничает, не рассказывает о необычных событиях?..
— Всё, что было, я уже рассказывала, динн. Про ухайлу и кольцеглота. Про солнечные камни. Я не могу придумывать, чтобы тебе угодить.
Он сверлит её насквозь. Да, видно, как дрожит, трясётся никчемная душонка.
— Когда, говоришь, они отправляются на ярмарку?
— Через два дня.
Она ничего не сказала об этом. И он делает зарубку: знает и не говорит. Скрывает, не договаривая.
— Ступай.
Больше он не смотрит в её сторону, занятый бокалом. Смотрит на свет, принюхивается к аромату, делает глоток.
Она мнётся у стены. Не дождавшись взгляда, тихо просит:
— Пожалуйста… позволь мне увидеть его… Хоть на минутку…
— Ступай, — в голосе вспыхивает ледяными искрами металл, но она, сгорбившись ещё сильнее, не трогается с места. Затем медленно, словно лишившись сил, падает на колени и склоняет голову.
— Пожалуйста… — в воздухе бьются непролитые слёзы.
Он давит в себе раздражение, делает глоток нектара и понимает: вкус испорчен. Ставит бокал на столик и мягко поднимается на ноги.
— Поднимись, — обманчивая мягкость в голосе ночную посетительницу не обманывает: она слышит угрозу и знает, что лучше подчиниться.
Как только она встаёт на ноги, он тут же хватает её за горло. Почти нежно, не сжимая пальцев.
— Ты же знаешь: я не люблю повторять дважды. И знаешь, почему ты его не увидишь?
Ловит затравленный взгляд.
— Умница, — удовлетворённо скалится он, — в следующий раз ты будешь рассказывать всё, в мельчайших подробностях, без утайки.
— Я рассказываю всё,
— Да? — он вкладывает весь яд в короткое слово и наслаждается её дрожью. — И о появлении у выродка сорокоша ты рассказала?
Она невольно вздрагивает, а он наслаждается испугом и тем, что сумел её подловить.
— Для этого не нужно знать сплетни Долины, кого-то расспрашивать: кош ходит за хозяином по пятам, но ты почему-то предпочла промолчать.
Он слегка сжимает пальцы на трепещущей тонкой шее, впитывая тихий писк и клокотанье.
— Ступай, — он опускает руку.
Фигура опрометью кидается к проходу. Он широко улыбается вслед. Как жаль, что она так легко сдаётся, даже скучно.
Пора навестить Лимма, посмотреть, не свихнулся ли чудак окончательно. Впрочем, учёному никогда не скучно: он без конца что-то придумывает, экспериментирует, танцует сам с собой и своими гениальными мыслями, довольствуется малым и ни на что не жалуется. Удача, что ему удалось найти столь неприхотливого человека с блистательными мозгами.
Мейхоновая дверь скрипит, словно жалуется на ревматизм. Лимм сидит за столом, уставившись в пространство и не слышит, что у него — гость.
— Лимм, — тихо зовёт Лерран учёного.
Тот поворачивается всем корпусом. Улыбка безнадежного идиота Леррана не сбивает и не пугает: гений не вынырнул из своих мыслей и пялится, пока что не соображая, кто и зачем пришёл.
— Лерран. — глаза вспыхивают зелёным и прячутся под тяжёлыми веками. — Ты опять среди ночи. Есть хорошие новости?
— Пока нет, но, надеюсь, скоро будут. Терпение, мой друг.
— Да я как раз и не спешу. Вечность терпит, вечности безразлично, а открытиям можно и подождать, пока звёзды встанут в нужный ряд.
Лерран улыбается восхищённо: при всей своей оторванности от мира, Лимм на редкость тонко чувствует дыхание времени и умеет ждать. В отличие от Пиррии, например.
— Ещё немного, и мы получим место, откуда сможем черпать энергию бочками.
— Ты ничего не боишься, да, Лерран? Тебя не тревожат судьбы людей, что попадут в зону воздействия и исчезнут?..
Лерран пожимает плечами:
— А почему меня должно это заботить? Я иду к своей цели, и нет разницы, что стоит на пути. Бревно — я уберу неповоротливый ствол. Люди — разбегутся или будут растоптаны неизбежностью. У них своя Обирайна. Сумеют просчитать шаги — смогут выжить. Не сумеют… сколько их, бездарно гибнущих и не сделавших в этой жизни ничего полезного, нужного?..
— А не тяжел ли для тебя венец бога?
Лерран смотрит остро, вглядываясь в дёргающееся лицо с пляшущими губами. В тело, что не в ладах с собственными мышцами. Впервые Лимм задаёт странные вопросы, от которых тянет каким-то полузнакомым запахом… Пока что нет возможности вспомнить. Но зарубка в мозгах сделана: он обязательно вспомнит, чем пахнут подобные размышления и к чему на самом деле ведут…