Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
Мы с Милой покорно терпели, пока закупались еда и бытовые предметы, ожидая, когда же настанет время оторваться. И вот момент истины настал: мы идём по торговым рядам, а сзади высится Геллан. Рядом неслышно скользят Милины пёсоглавы.
Как вам сказать?.. Я не большой любитель шастать по магазинам, но вот пройтись по ярмарке Зоуинмархаговой почему-то хотелось. Может, восторженные глаза Милы тому виной, а может, общая атмосфера яркого средневековья. Это… какое-то пёстрое колесо. Бойкие голоса торговок, гудение людей, беспрестанно разговаривающих, торгующихся за каждую монету… Звуки музыки, пение, передвижной
В прошлой жизни, до объятий с мусоркой, я посещала театры. То классом нас водили, то матушка с бабулей пытались разбудить во мне чувство прекрасного. Местами я откровенно скучала, очень редко действо захватывало, но особого пиетета к театру как к искусству не испытывала. Сидишь ты такой в кресле, а на сцене страсти кипят: быть или не быть?.. Короче, спящая красавица моего прекрасного просыпаться и не собиралась.
А тут… Может, влияние колдовства, может, красавица внутри меня выспалась, но вдруг мир вокруг перестал существовать. Видела только лица на сцене — близко-близко, когда каждая эмоция дрожит и взрывает тебя изнутри. Кажется: не играют — живут. По-настоящему. И ни дешёвая одежда, ни яркий грим, ни убогие декорации не портят впечатления. А может, все дело в близко-близко, когда кажется, что чувствуешь дыхание актёров и тембр голосов?.. Не знаю, что виной, а только ощущения сродни с разорвавшейся бомбой, когда эмоции — в клочки, сердце — в ушах, а слёзы — в глазах. Хотелось нажать на "стоп" и воспроизводить действо на подмостках вечно.
Геллан незаметно подсунул мне платок. Мила плакала не стесняясь. Да и многие вокруг поводили очумелыми влажными глазами. Даже мужики. Я украдкой вытерла глаза. Хорошо что на мне капюшон. Толпа ревела и топала ногами, думаю, многие отбили ладони. И пока людская биомасса бушевала, Геллан вытолкнул нас оттуда подальше.
Говорить не хотелось, уходить тоже, но Геллан упрямо вёл нас дальше, к рядам с одеждой. Мила что-то выбирала, тихо ахала, а я стояла и не могла прийти в себя. Во-первых, платья и сапожки меня не очень интересовали. Во-вторых, видя мою отрешенность, Геллан сам выбрал зимний плащ, мягкие сапоги, брюки, какие-то жилеты. Не спрашивая, не меряя, не интересуясь моим мнением. А мне и впрямь было всё равно.
А дальше случилось это. Как подобное происходит — не понять.
От рядов с тряпьем мы двинулись дальше и попали туда, где продавали оружие. Чего тут только ни было: тугие луки и стрелы, тяжёлые мечи и мерцающие холодной голубизной тонкие клинки, увесистые тесаки, хлысты, дубинки… Я равнодушно скользила взглядом по грудам металлолома в виду полного отсутствия интереса к орудиям убийства. Мы и покруче видели, чё… Всякими железками не удивить. Мила вообще не смотрела, Геллан скользил взглядом. И что-то такое презрительное пряталось в его губах…
Когда я остановилась, сестрица с братцем по инерции двинулись вперёд, а я застыла, как суслик перед удавом.
— Мальчику нравится кинжал? — откуда-то, словно из-под толщи воды, подкрался хриплый, сорванный голос. — Мальчик понимает толк в настоящем оружии… Смотри, это не подделка, не разукрашенная игрушка, не пустышка с магией на час…
Голос хрипел и царапал
Солнечный луч упал на необычного, розоватого оттенка, металл, и я увидела, как по лезвию бегущей строкой скользнули алые буквы-слова. Я моргнула. Слова вороватой змейкой убежали в острый кончик лезвия. Были или показалось?..
— Ах, какой сильный мальчик, — скрежетал голос, вызывая зубную и головную боль одновременно.
Я протянула руку.
— Дара! — предупредительно крикнул Геллан.
— Ух! — восхищённо проскрипел голос.
Пальцы готовы ухватить рукоятку. Кожа чувствует жар тёмного, как запёкшаяся кровь, металла с одиноким камушком-глазом… Тусклым и мутным, как закопченное стекло.
Геллан успевает больно сжать запястье.
Я успеваю крепко зажать в ладони рукоять. Камень вспыхивает ярко-ярко, ослепляя и лишая на миг зрения, а я вижу, как розовое облако с красными всполохами окутывает с ног до головы две фигуры — мою и Геллана.
— Небесный груз, — скребёт когтями голос. И в нем нет ни удивления, ни ужаса. Только торжествующее удовлетворение…
Глава 54. Ведьма, Лерран, защитные руны. Геллан
Он почувствовал жар, как будто в лицо ударил горячий воздух, но и не подумал отпускать девчонку. Разозлился до белых мушек в глазах и готов был плеваться льдом, как дракоящер — солнечными камнями. А через миг всё кончилось: марево рассеялось, Дара успокаивающе поглаживала его кисть.
— Всё хорошо, успокойся и разожми пальцы. Мне больно, — шептала она, но не сердилась: слишком была напугана.
— Ты когда-нибудь будешь думать головой, прежде чем что-то делать? — прошипел он, отпуская её руку. — Ты могла погибнуть.
Она подняла лицо и виновато-заискивающе посмотрела ему в глаза. Шаракан. И как после этого можно на неё сердиться?.. Сбоку прилепилась Мила, под ногами, оскалившись, рычали пёсоглавы.
— Не бойся, юноша. Небесный груз сам о себе побеспокоится. Тем более, такой хорошенький мальчик.
— Я не… — хотела возразить Дара, но он бесцеремонно впечатал ей ладонь в лицо. Совсем как в первый раз.
Дара до сих пор держала кинжал в сжатой ладони. Лезвие поблескивало тёплым светом, по металлу проскакивали яркие красные искры. Геллан внимательно вгляделся в старуху, что подсунула девчонке нож.
Серые лохмотья, крючковатый нос, глубокие морщины, всклокоченные пегие волосы — полуседые, с желто-коричневыми заплатками. Он невольно поморщился: обычно ведьмы следили за собой и с помощью нехитрых знаков и заклинаний умели поддерживать внешний облик, отчего почти всегда выглядели намного моложе своего возраста.
— Кто ты? — спросил властно, сильным голосом властителя, который умеет подчинять.
— Зачем юноше моё имя? — заюлила ведьма, подмигивая, отчего морщинистое лицо пошло рябью, сложилось, как гармошка, и выглядело глумливо-насмешливым.