Вверх за тишиной (сборник рассказов)
Шрифт:
Иногда вспоминал бабушку, полногрудную, со старческим румянцем на впалых щеках.
Теплообменник ей бы надо сменить. Она бы прожила еще бы ого-го. Раньше народ некомпьютерный, а так-сяк, как мать родила. Леша думал, что бабушка была дворянкой. Правда, это ничем не подтверждалось. Разве что хорошие часы оставила ему в наследство.
Леша не был придирчивый к жизни. Чего-то вкалывал на работе по железу. Ну, выпивал. Ну, дважды женился. Ну, вроде как еще женское имелось, небрачное.
Тик-так…
Соней звали женское.
— Ты что, еврейка? — спрашивал Леша. — Ну ладно, это я так. Женское мне физиологично приятно. И готовишь. Пирожки печешь. У вас, евреев, тоже ведь вера есть. Но мы этого не будем касаться…
— Соня? Ты не видела? Ключик у меня из кармана выпал. Ладно, пригребай в постель. Я сам поищу. Может, под кровать закатился. Маленький…
Оглянулся на тень от часов на стенке. Не видно. Зажег свет.
— Я сейчас, Соня. Ты лежи… Я вот только…
Ничего, ничего, успокаивал себя Леша. Часы старинные, в них заводу на века. Пружина не такая, как теперь. Я электронные не люблю.
А сам шарил под кроватью. Эх, фонарик бы.
— Я ведь, Сонь, за жизнь нигде не был. Есть, которые в Испанию, или круизы вокруг Европы… — Леше хотелось добавить для рифмы «жопы», но почему-то постеснялся. Прислушался.
Тик-так, тик-так.
— Соня, вызови скорую. Чего-то стрелки быстро крутятся.
— Соня, вызывай скорую. Посмотри на стенку, на тень от часов. Идут?..
Услышал неровный, чужой стук. Тень от шагов. Тень от шагов. Что-то звякнуло.
Ключ, мелькнуло в голове Леши. Тень от шагов уже накрыла его.
На кровати сидела женщина в рубашке, девушка с распущенными темными волосами, совсем еще молодая, с большими испуганными глазами.
На стене… тень… часы… На тени от часов не было видно стрелок.
Исход
— Моисей Моисеевич, это я, Федя.
— Заходи, Федя.
Федя в мягких домашних туфлях, в синем спортивном костюме, в брюках с белой полоской не то чтобы спускался с верхнего этажа, а уже второй год втискивался в жизнь Моисея. Да, второй год, как умерла у Моисея жена.
— Ноги тоскуют, — сказал Федя.
— Садись, только закуски у нас с тобой один огурец.
Они выпили из стаканов.
— Вот ты еврей, — начал старый разговор Федя. Моисей молчал. — Еврей, твердо сказал Федя. — А почему же ты пьешь по-черному, как русский? — И он провел рукой по воздуху и неожиданно добавил. — Ты бы сейчас распял Христа? Ладно, не отвечай. А я тебе прямо скажу — лично я бы обязательно распял. Удержаться трудно. И потом, как это он вознесся на небо? Душа — это я понимаю.
Они еще выпили и долго молчали.
— Почему Бог создал столько наций? —
— Федя, меня водка не берет, вот что беда, — вздохнул Моисей. — А мне скучно тебе говорить. Вот ты готов распять Христа, а я не могу. — Моисей встал, открыл нижнюю створку буфета. Там плотно стояли бутылки с водкой. Потом он вытащил брелок с ключом. — Возьми, это от входной двери.
— Зачем?
— Будешь без меня приходить.
— А ты что?
Моисей вздохнул:
— Бог один. Ты, Федя, хороший человек. Я к тебе привык, плохо будет без тебя.
— Ты чего надумал?
— К ней пойду.
Федя глядел на Моисея и не понимал:
— Куда?
Моисей молчал. Потом попросил:
— Ступай, Федя. Потом придешь, без меня.
— Моше, дай я тебя поцелую.
— Не надо, — протянув руки, оттолкнул Моисей.
Федя вздохнул:
— Я думаю, чего это у меня сегодня ноги тоскуют.
На улице накатывал зыбкий дождь со снегом. Моисей шагал, подняв воротник пальто, опустив голову в кепке. Дождь и снег слепили. Мимо по улице проносились машины с зажженными фарами.
А еврей незаметно все множился, растворяясь в дожде и снеге.
Я с тобой, Джо
Кафе-стекляшка, глаз стеклянный. Затертый, запотевший и затуманенный. Рядом железная дорога и шоссе.
Мы живем здесь отдельно, но и все вместе. Кучей — так привыкли. Еще бы нам пивка! Пепел папирос сыпется в тарелку, где лежит кусок недоеденной селедки.
Я поднимаю глаза. Передо мной, как бессонница, торчит голова негра. Мне интересно, мне забавно. Ха-ха! Откуда ты свалился?
Я его полюбила. Думаю, что от удивления.
— Хав ду ю ду, — ломаю я язык.
— Я говорю по-русски. Вообще я русский, из Тамбовской области.
— Ты русский? А откуда такая морда? Ну даешь, парень.
— Ага. Нас там много. Половина Тамбовской области — негры.
— Гудишь ты и зубы мне чистишь.
— Тебя Любой звать?
— Ты как это вычислил?
— Люба — любовь. Я всю жизнь тебя искал. И вот, видишь…
У него фиолетовые, вывороченные, негритянские губы.
И, как милостыню на паперти, к нему:
— Поцелуй меня. Тебя как зовут?
— Джон, а дома — Вася.
— Лучше Джо. Мне нравятся всякие крокодилы, пальмы, слоны, бегемоты.
— Нет, я тамбовский.
— Ну ты даешь, парень, ну ты даешь.
Я вам скажу — негритянская любовь зазнобила меня. Нет, ребята, так не бывает. Ну зачем он мне?
А пустые стаканы на столе от каждого проезжающего поезда — дзинь, дзинь, дзинь.