Вы найдете это в библиотеке
Шрифт:
Она говорила так легко.
Возможно, еще и от этого мне передались ее чувства. Что ей и правда было тяжело.
— Когда я перестала ходить в школу, моя мама и классная руководительница договорились, что я могу не посещать занятия, но будут учиться в медкабинете. В первый же день сенсей… то есть Комати-сан сказала, что ей понравилось сочинение о прочитанной книге, которое я написала на летних каникулах. Очень интересно получилось! Она видела в коридоре сочинения нескольких ребят, приклеенные на стене. Комати-сан не обманывала меня. Она объяснила, что именно в моем сочинении получилось хорошо. Я была так
Оглянувшись на стеллажи, заставленные книгами, Нодзоми спокойно продолжила:
— Постепенно я вернулась в класс. А уже когда училась в старшей школе, Комати-сан перешла работать сюда. Я рассказала, что после окончания школы хотела бы стать библиотекарем, и она порекомендовала мне это место — библиотекаря-стажера.
— Стажера?
— Да. Сначала нужно пройти базовое обучение, потом два года отработать стажером. А после этого уже получить основное образование библиотекаря.
— То есть чтобы выучиться на библиотекаря, нужно предварительно еще два года отработать?
— Да. Если у тебя среднее школьное образование. После трех месяцев обучения и в общей сложности трех лет стажировки можно уже работать библиотекарем. Есть еще вариант — пойти в университет и там получить квалификацию, но для моих родителей финансово это было бы сложно. Да и я хотела побыстрее начать работать.
Кто бы мог подумать, что ей еще столько учиться. Стать библиотекарем не так просто.
Я откровенно сказал ей:
— Здорово, что вы так рано решили, чем хотите заниматься в жизни, и идете по этой дороге.
— Да и вы тоже, Хироя-сан. Окончив школу, вы ведь пошли учиться дизайну.
— Но мои работы совсем никому не нравились. Говорили, что они неприятные и чересчур мрачные.
Нодзоми наклонила голову. Этот жест немного напоминал Комати.
— Ну… ну…
Она вращала глазами и, очевидно, о чем-то думала.
А затем неожиданно, повернувшись ко мне, крикнула:
— Кисло-сладкая свинина?
— Что?
— Что вы думаете об ананасах в кисло-сладкой свинине?
Чего это вдруг?
Пока я пытался понять, к чему она клонит, Нодзоми, раскрасневшись, с жаром принялась объяснять:
— Ведь очень многим блюдо не нравится. Говорят, что такое сочетание совершенно неприемлемо. Но почему же тогда оно не исчезает?
— О чем это вы?
— Я думаю, потому, что есть меньшинство — люди, которым нравятся ананасы в кисло-сладкой свинине. Не просто нравятся, они по-настоящему любят это блюдо. Тут вопрос, насколько ты такое любишь. Пусть даже это и неприемлемо для большинства, пока есть те, кому они нравятся, ананасы в свинине не исчезнут.
— …
— Я очень люблю ананасы в свинине. И ваши картины, Хироя-сан, тоже люблю.
На сердце стало тепло. Я был рад. Нодзоми так отчаянно пыталась меня подбодрить. Хорошие все же слова: «любить», «спасать людей». Мне стало казаться, что меня и мое видение мира в моих картинах приняли. Пусть это даже и простая вежливость.
Когда я вернулся домой, мама с кем-то беседовала по телефону.
Ее голос звенел, да, и судя по виду, она чему-то радовалась. Я сразу же понял, с кем она разговаривает.
Повесив трубку, она сказала:
— Твой старший брат звонил. Он возвращается в Японию
Ее слова эхом отозвались в голове. У меня было такое чувство, что я ни с того ни с сего получил удар под дых.
— Он возвращается в головной офис в Токио. Говорит, открывают новый отдел и его туда назначают начальником.
Ну вот.
Ну вот, вот. Этот момент наступил.
Чтобы она не заподозрила, что я запаниковал, я просто хмыкнул что-то подходящее ситуации и отправился в ванну.
Повернул кран. Полилась вода.
Я энергично вымыл руки. Вымыл лицо. Как следует.
В голове всплыла фраза из «Визуальных свидетельств эволюции».
Благоприятные мутации сохраняются, а неблагоприятные устраняются.
Мой старший брат…
С детства у него все получалось.
Когда я учился в младшей школе, наши родители развелись, мы остались жить втроем с братом и мамой.
Брат тогда уже учился в средних классах и после развода родителей стал заниматься с каким-то бешеным усердием. Мне казалось, что он очень зол. И на отца, и на изменившиеся обстоятельства нашей жизни. Стоило мне только заговорить с ним, как он огрызался, словно я ему мешаю.
Хотя мы и были братьями, по сравнению с таким человеком, как я, опасливым и вечно обуреваемым беспокойством, он казался личностью иного рода. У меня было чувство, что в нашем маленьком доме я не должен ему мешать. Поэтому после школы я сбегал в манга-кафе «Китами».
Но когда я окончил младшую школу, то и в «Китами» больше не смог ходить. Потому что из провинции мы переехали в Токио — матери одной нужно было ставить нас на ноги, а в Токио была работа.
В университете брат получил специальную стипендию и был освобожден от оплаты. Окончив обучение, он устроился в торговую компанию. Благодаря ему мама смогла уволиться с работы на полную ставку и устроиться на полдня в булочную, которая пришлась ей по вкусу. А четыре года назад брат уехал в командировку в Германию, и тогда я, честно признаться, вздохнул с облегчением. Рядом с ним я всегда выглядел ни на что не способным неудачником.
Ведь я… ведь я тоже старался работать. Но у меня не получилось.
После окончания школы дизайна я кое-как смог устроиться в компанию по продаже учебников для учащихся подготовительных курсов и обычных покупателей. Как агент по продажам я днем обходил потенциальных покупателей, а вечером обзванивал. Толком убеждать людей я не умел, все от меня отмахивались, и я чувствовал себя каким-то мусором. Я никак не мог выполнить нормы. На меня вечно сердились начальство и старшие коллеги: «Если бы ты постарался, то все бы получилось» или «От тебя нет никакого проку». Вот что мне твердили каждый день. Через месяц я почувствовал, что больше не могу шевелиться. Я не мог встать с кровати. И все же кое-как я вытаскивал себя, заставлял одеваться, но, пытаясь всунуть ноги в ботинки, вдруг понимал, что ничего не соображаю, что мое тело одеревенело, а по щекам текут слезы. Чем больше я думал о том, что должен идти, тем меньше сил у меня оставалось. Как это не стыдно признавать, даже заявление об уходе за меня подала мама. Я оказался совершенно неспособным бездельником. Гораздо большим, чем сам думал о себе.