Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

Княжеский суд должен был быть «истинен и нелицемерен», что в значительной степени гарантировалось его открытостью, гласностью и «равноудаленностью» — не случайно в принципиально ограничив­шем княжескую власть Новгороде князь остался прежде всего судьей. Состязательный процесс, в котором тяжущиеся стороны доказывали свою правоту, проходил «пред людьми». В судебном процессе актив­ную роль играли разного рода свидетели — видоки, послухи, поручники — отзыв которых позволял князю верно выбрать подлежащую при­менению к разбираемому случаю норму традиционного, обычного права. С начала XI в. нормы обычного права начинают дополняться писаным законодательством. Около 1016 г. создается Правда Яросла­ва, между 1054 и 1068 гг. — Правда Ярославичей, затем появляются Уставы Владимира Мономаха. Но следует обратить внимание на то, что законодательство не было исключительной

прерогативой князя. В перечне «мужей», участвовавших в разработке и утверждении Прав­ды Ярославичей, помимо членов их дружин, указаны земский воево­да Коснячко и просто «киевлянин Микифор». Для составления «Уста­ва о резах» (резы — проценты по займу), первого в нашей истории свода коммерческого законодательства, Владимир Мономах «созва дружину свою... Ратибора Киевьского тысячьского, Прокопью Белогородьского тысячьского, Станислава Переяславьского тысячьского». Несмотря на скудость данных, которыми мы располагаем, можно ут­верждать, что участвовало в законодательстве и вече. В предисловии к Уставной грамоте князя Ростислава смоленской епископии указыва­ется, что князь готовил этот акт «сдумав с людми» (просто людьми, в отличие от княжеских приближенных — «мужей», именовались в то время все свободные жители земли-волости).

Князь действует не в одиночку, он всегда появляется в памятни­ках в окружении своей дружины. Дружина в глубокой древности, по всей видимости, обозначала боевой отряд племени, или мужской со­юз, составлявший единицу общеплеменной военной организации, по­добную тем, какие европейцы еще в XVIII в. могли наблюдать у ин­дейцев Северной Америки.

Князь и его дружина соединены общностью очага и хлеба, это сво­еобразная военная община. Оторвавшись и изолировавшись от общи­ны свободных людей, дружина как корпорация профессиональных воинов воспроизводила общинные порядки в своем внутреннем уст­ройстве. Среди дружинников князь не господин, но только первый между равными. Как отмечал византийский автор Лев Диакон, лич­но видевший князя Святослава Игоревича, «его белые одежды не от­личались от одежд его людей и были лишь чище».

Князь должен был считаться с мнением дружины, без которой су­ществовать не мог. Князь Святослав Игоревич отказался принять христианство, несмотря на решительные уговоры матери, опасаясь насмешек дружины. Характерен в этом смысле эпизод, помещаемый летописью под 945 г., о гибели Игоря в древлянской земле. Дружин­ники Игоря возмутились, что князь плохо содержит их, и завидовали дружинникам боярина Свенельда, которые «изоделись оружием и одеждой, а мы наги». «И послушал их Игорь — пошел к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ни­ми мужи его». Тем самым мы видим, что Игорь уступил требованию своей дружины и отправился к древлянам за дополнительной данью, презрев как соображения о несправедливости повторного собирания дани, так и соображения личной безопасности.

Схожий рассказ читаем в летописи за 996 г. На пиру у князя Вла­димира Святославича дружинники принялись роптать, что им прихо­дится есть деревянными ложками, а не серебряными. Услышав это, Владимир немедленно «повелел исковать серебряные ложки». Лето­писец, ставивший перед собой задачу нарисовать идеальные отноше­ния между князем и дружиной, вкладывает в уста князя такое объяс­нение его поступку: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною до­искались золота и серебра».

Как правило, дружина следует за своим князем, переходящим со «стола» на «стол», разделяя его удачи и невзгоды. Но не обязательно. Так в 1146 г. князь Святослав Ольгович вынужден был бежать из Новгорода Северского под натиском своего противника Изяслава Мстиславича, «дружина же его — иные пошли с ним, а другии оста­вили его». Когда Ярослав Святославич был принужден бежать из Владимира в «угры» (Венгрию), его бояре «отступиша от него».

Что же привязывало дружину к князю? Едва ли не главным дос­тоинством князя, с точки зрения дружины, считалась щедрость. Хоро­ший князь удостаивался похвалы летописца, если «любил дружину, золота не собирал, имения не щадил, но раздавал дружине». Между прочим, пир — это не только многодневная гульба, а своеобразное по­литическое учреждение той эпохи, когда власть еще не окончательно отделилась от народа. Именно там князь общался с подданными, тво­рил суд, выслушивал просьбы, отличал заслуживших: так вот «посту­пил на работу» былинный «мужичище-деревенщина» Илья Муро­мец — в качестве современных анкет и резюме он предъявил пленно­го Соловья-разбойника.

Там

князь назначал на службу и жаловал своих богатырей-дру­жинников, раздавал им золото и серебро — кубки, мечи, кольца и т. п. Причем раздаваемые предметы не составляют богатства, мате­риальной ценности в нашем современном понимании. По понятиям людей того времени в золоте и серебре аккумулируются удача, счастье и благополучие. «При этом золото и серебро сами по себе, — как отмечал один из лучших знатоков европейского Средневековья А.Я. Гуревич, — ...не содержат этих благ: они становятся сопричаст­ными свойствам человека, который ими владеет, как бы "впитыва­ют" благополучие их обладателя и его предков и удерживают в себе эти качества». Раздавая золотые чаши и кольца, князь делился своей удачей.

Вместе с даром к его получателю переходила часть удачи, счастья дарителя. Акт дарения устанавливал зависимость получателя от дари­теля. Дар, не возмещенный равноценным даром или верной службой, становился угрозой чести и даже жизни принявшего дар.

Характерно, что дружинники, взыскуя внешних признаков богат­ства, связанного с удачей, никогда не требовали земельных пожало­ваний. Земля в Древней Руси до XII в. не стала феодальной собствен­ностью. Ее было слишком много, а границы обрабатываемых земель, которые только и могли стать основанием феодальной условной служ­бы, невозможно было установить, поскольку расчищенные от леса УГОДЬЯ быстро «выпахивались» и земледелец приступал к раскорчевке нового лесного участка. По всей видимости, именно это обстоятель­ство затормозило в Восточной Европе развитие классических фео­дальных отношений. Эти отношения, сопряженные с появлением зе­мельного владений — вотчин, складываются в XII—ХIV вв. и так и не приводят к появлению на Руси известной по школьным учебникам феодальной иерархии.

Понятно, что при таком способе формирования дружины она не могла быть велика. Для того чтобы обзавестись дружиной, князь дол­жен был совершить немало удачных военных предприятий и раздать много злата. По свидетельствам иноземных путешественников, кос­венное подтверждение которым находится при археологических рас­копках дружинных «городищ», у князя, находившегося в зените карь­еры, дружина насчитывала от 200 до 400 воинов.

Состав княжеской дружины сложен. Влиятельную «старшую дру­жину» составляли бояре (происхождение и точное значение этого сло­ва по сю пору неясно, в источниках наряду с ним используются как синонимы огнищанин, русин, княж муж или просто муж), часто имевшие собственные дружины. Это соратники и сотрудники князя, пользовавшиеся правом свободного выбора, кому служить. По всей видимости, старшая дружина была по своему происхождению дружи­ной «отцовской», и потому не только честью, но и возрастом букваль­но старшей. «Младшая дружина» состояла из «гридей», «отроков» и «детских» — боевых слуг князя, людей несвободного состояния.

Судьба двух этих частей дружины была различной. Старшая часть (члены которой периодически получали временные назначения судить и собирать дань с известной территории и постепенно заводили более прочные связи в земле-волости) уже с XI в. обзаводилась земельной собственностью и теряла подвижность, переставала перемещаться вместе с князем. Младшая дружина по мере разрушения архаических дружинных отношений постепенно сливается с «двором» князя — слу­жебной организацией, обслуживающей княжеское хозяйство.

Кочующие «самодержцы»

Несмотря на значительный вес в обществе и важность отправляемых князем функций, он так и не стал в Древней Руси подлинным монар­хом, государем. Прочная монархическая власть невозможна без зе­мельной собственности, но, как установил еще В.О. Ключевский, в Древней Руси «понятия о князе, как территориальном владельце, хо­зяине какой-либо части Русской земли, имеющем постоянные связи с владеемой территорией, еще не заметно».

В советской исторической литературе, трудами главным образом академика Л.В. Черепнина, была разработана концепция верховной княжеской собственности на землю. Однако трудно представить вер­ховным собственником князя, который, приезжая в ту или иную во­лость, должен был рядиться с вечем и принимать выдвигаемые вече­вой общиной условия. Акт княжеского призвания никак не сочетает­ся со статусом собственника. Как писал авторитетный историк-юрист К.Д. Кавелин, «отношений по собственности нет и не может быть, потому что нет прочной оседлости. Князья беспрестанно переходят с места на место, из одного владения в другое, считаясь между собой только по родству, старшинством».