Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

Действительно, князья Рюриковичи постоянно перемещаются из одной земли-волости в другую. В этом их коренное отличие от князей — племенных вождей древнейшей эпохи. Общеславянское слово «князь», родственное древненемецкому «кишпд», обозначало первоначально старейшину рода. Воспоминание об этом архаическом значении сло­ва удержалось в русских свадебных песнях, в которых жениха и не­весту как основателей нового рода, родоначальников, именуют «кня­зем и княгинею». Варяги, подчиняя себе славянские земли вдоль днепровского торгового пути, довольствовались установлением дан­нических отношений, оставляя подчиненные племена жить прежним бытом со своими племенными князьями.

В уже упоминавшемся договоре, заключенном киевским князем Олегом с греками в 907 г., указывалось, что дань полагалась на все русские города, «ибо по этим городам сидят великие князья, подвла­стные

Олегу». Нет никакого основания видеть в этих великих князь­ях потомков Рюрика. Выделение «Рюрикова рода» из общей массы «княжья» происходит постепенно. По всей видимости, племенные княжеские династии пресеклись, а уцелевшие представители их влились в состав боярства в результате длительного процесса «примучивания» (т. е. подчинения) киевскими Рюриковичами окрест­ных славянских племен. В 945 г. во главе древлян мы видим еще их собственного князя Мала, но к исходу этого столетия во всех рус­ских землях наблюдаем только потомков Рюрика, заметно размно­жившихся и образовавших несколько конкурирующих династичес­ких линий.

Отношения между князьями-Рюриковичами довольно сложны. Неоднократно историками предпринимались попытки объяснения их на основании какого-либо единого принципа. Наибольшей популяр­ностью пользуется до сих пор предложенная С.М. Соловьевым и раз­витая В. О. Ключевским гипотеза «очередного порядка» или «лестнич­ного восхождения» князей. В соответствии с этой гипотезой Русь на­ходилась в нераздельной собственности всего рода Рюриковичей. При этом существовало понятие об иерархии земель (старшим городом считался Киев, за ним шли Чернигов, Переяславль и т. д.) и парал­лельной иерархии княжеского рода по старшинству. После кончины очередного киевского князя две эти иерархии должны были заново приводиться в соответствие: на киевский престол переходил старший во всей династии Рюриковичей (как правило, это был не сын, а брат почившего князя), следующий за ним по старшинству перебирался в Чернигов и так далее. Однако и этот порядок, по мнению авторов ги­потезы, устанавливается только со времени Ярослава Мудрого, а до того, по мысли В.О. Ключевского, «при отце сыновья правили облас­тями в качестве его посадников», когда же отец умирал, «разрывались все политические связи между его сыновьями... между отцом и деть­ми действовало семейное право, но между братьями не существовало, по-видимому, никакого установленного, признанного права». Эта ги­потеза позволяет объяснить гораздо меньшее число фактов, нежели остается фактов ей противоречащих, так что Ключевскому приходи­лось признавать, что этот «очередной порядок» «действовал всегда и никогда — всегда отчасти и никогда вполне».

Прямо противоположную гипотезу выдвинул в конце XIX в. исто­рик-юрист В.И. Сергеевич. Он настаивал, что все отношения между князьями «Рюрикова дома» носят исключительно договорный харак­тер. Этими договорами, до XIV в. заключавшимися в устной форме, устанавливались вполне произвольно взаимные отношения старшин­ства князей по «чести», вне зависимости от кровного родства. Князь, испытывая судьбу, считал себя вправе «искати» любого стола и в слу­чае удачи приобретал более «чести». Князь, признававший себя по та­кому договору «братом молодшим», мог приходиться в действитель­ности своему «брату старейшему» дядей. Средством выяснения взаим­ного старшинства служили почти непрерывные княжеские «усобицы» (вооруженные конфликты, в которых князь воевал «о собе» — отсюда слово «усобица», а не за земские интересы).

Несмотря на то что в рамках обеих гипотез было сделано много полезных наблюдений, ни одна из них не может претендовать на полное описание реального механизма междукняжеских отношений. Пе­ремещение князя из одной волости в другую определялось множест­вом факторов — княжескому стремлению занять определенный стол могло воспрепятствовать как противодействие другого князя-претен­дента, так и вмешательство интересов главного областного города, мало считавшегося с княжеским старшинством.

Первой попыткой установления наследственности княжеских сто­лов считается предсмертное завещание Ярослава Мудрого. Этот «ряд Ярославль» в изложении Лаврентьевской летописи предписывал:

«"Вот я покидаю мир этот, сыновья мои; имейте любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и от одной матери. И если будете жить в любви между со­бой, Бог будет в вас и покорит вам врагов. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссо­рах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и де­дов своих, которые добыли ее трудом своим великим;

но жи­вите мирно, слушаясь брат брата. Вот я поручаю стол мой в Киеве старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть будет он вам вместо меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир, а Вячеславу Смоленск". Итак разделил между ними города, запретив им переступать пре­делы других братьев и изгонять их, и сказал Изяславу: "Ес­ли кто захочет обидеть брата своего, ты помогай тому, кого обижают ". И так наставлял сыновей своих жить в любви».

Ни из чего не следует, что это предсмертное распоряжение Ярос­лава — акт частного права — имело значение общегосударственной нормы. Даже собственные дети не исполнили его завещания. Мирное соправление Ярославичей продолжалось недолго. В 1073 г. между ни­ми началась кровопролитная усобица, продолжавшаяся до 1078 г., после завершения которой князья стали предпринимать энергичные усилия к установлению большего порядка в междукняжеских отно­шениях. Однако известное постановление княжеского съезда, собрав­шегося в Любече в 1097 г., гласящее: «каждый да держит отчину свою» (т. е. не ищет других княжений кроме тех, которые занимали его непосредственные предки), еще долгое время оставалось благим пожеланием. Лишь постепенно происходит закрепление определен­ных земель за определенными княжескими линиями. Эта общая тен­денция отчасти была связана с «оседанием на землю» дружины. От­части укрепление княжеской власти и более тесная связь князя с из­вестной волостью возникали вследствие того, что в каждой волости со временем увеличивался удельный вес населения, находящегося под непосредственной княжеской юрисдикцией.

Помимо княжеских «мужей», дружины, под собственной юрис­дикцией князя, вне власти земских городовых органов оказывались знаменитые смерды — одна из самых загадочных категорий населения древнерусской волости, о статусе которой на протяжении столетия шли в науке ожесточенные споры. Смерды выступают как один из разрядов неполноправного населения, что выражается в пониженном штрафе за убийство смерда и низкой цене его службы. В 1016 г. Ярослав, награждая участников похода, приведшего его на киевский стол, выдал «смердам по гривне, а новгородцам по 10 гривен всем». Однако характер неполноправности смерда из юридических памятни­ков неясен. Многие историки трактуют смердов как категорию фео­дально-зависимого населения, однако смерды не находятся в частной зависимости, а являются княжескими людьми. В частности, вымо­рочное имущество смерда отходит князю.

Ключ к пониманию положения смердов дает наблюдение, сделан­ное И.Я. Фрояновым: тогда как свободное население волости, «лю­ди», платят полюдье — общегосударственный налог, смерды всегда в источниках оказываются плательщиками дани, которая имеет значе­ние военной контрибуции или платы за несостоявшийся набег. Смер­ды наших древнейших памятников (с XIV столетия это просто бран­ное слово) — недавно покоренные и обложенные данью племена, как правило неславянские. Толковать несвободное состояние этих «внеш­них смердов» как феодальную зависимость не представляется воз­можным. Они жили традиционным бытом и внутри своих общин бы­ли свободны, но община «смердов» как целое облагалась данью. По­мимо них существовали «внутренние смерды» — то есть представители тех же племен, переселенные вглубь земли-волости на положении го­сударственных рабов. Князья изначально несли в волости обязан­ность «блюсти смердов», составлявших тем самым собственную соци­альную опору князя, со временем увеличивавшуюся.

С тремя политическими силами, которые так наглядно взаимодей­ствуют в легенде о призвании Рюрика, связаны различные варианты исторического пути городов-государств Древней Руси. Постоянная борьба трех политических сил приводила в разных землях к различ­ным результатам. В киевской и северо-западных волостях постепенно усиливаются демократические вечевые институты, в Юго-Западной Руси заметны олигархические тенденции, связанные с усилением по­ложения боярства. Здесь бояре сожгли на костре любовницу князя Ярослава Осмомысла, когда он захотел передать престол сыну от нее, в обход сына от законной жены, а на княжеском столе некоторое вре­мя сидел боярин Владислав Кормиличич (единственный случай на Руси). На северо-востоке — во Владимиро-Суздальской области — обозначились монархические тенденции. Однако борьба эта была да­лека от завершения, и условия для становления монархии (и то, пер­воначально только во Владимиро-Суздальской Руси) сложились уже за пределами древнерусского периода отечественной истории.