Выбор Донбасса
Шрифт:
В шкафу — вечер
Миро сидит на коленях в позе молящегося мусульманина, глухо мычит, мотая головой…
Юрий с закрытыми глазами что–то шепчет.
Голос одного из охранников. …Что же мы делаем, а?.. Как же мы потом, когда всё закончится, в глаза друг другу смотреть будем?.. Как же мы жить будем — как будем дружить, в кино ходить, на футбол?..
Нарастающий свист. Во двор
Голос нацгвардейца со свастикой. «Котика» убило!
Другой голос. Да нет, вроде жив! Дергается… Сестра!
Голос одного из нацгвардейцев. Раз… два… три… четыре… пять…
Школьный двор — вечер
Один из нацгвардейцев делает Котику массаж сердца.
Остальные — столпились вокруг.
Семерка пробегает мимо шкафа, бьет ногой по железной двери.
Семерка. Ну, суки, молитесь, чтоб он выжил! Если умрет — я вас на ремни порежу!
Семерка подбегает к носилкам, отталкивает нацгвардейца и начинает мощно давить на грудь Котика, считая вслух.
Семерка. …Двадцать три, двадцать четыре…
При каждом надавливании на грудь Котика, всё тело его сотрясается и из его пробитого черепа выливается струя крови.
Во двор вбегает медсестра, останавливается, несколько секунд смотрит на происходящее.
Медсестра (Семерке). Что ты ему грудь давишь?!. У него башка пробита!
Семерка (ничего не слыша). …Двадцать восемь, двадцать девять…
Медсестра (кричит). Да отпусти ты его уже! Всё! Ему ужене поможешь!
Семерка (вскакивая в возбуждении). Ну, всё, суки. Щас они ответят. Выводи пленных!
Нацгвардейцы пинками и ударами выгоняют из школьных мастерских, во двор, пятерых, раздетых до трусов, пленных из «газели».
Босые, грязные ноги бегут по двору, усыпанному осколками стекол и обломками кирпича.
Жердь и нацгвардеец со свастикой распахивают дверь шкафа.
Нацгвардеец со свастикой. Выходи! Бегом!
Юрий не может бежать, он прыгает на одной ноге, опираясь одной рукой на Миро, другой — на палку.
Нацгвардеец со свастикой (толкая Юрия в спину). Бегом, сказал!
Пленные сбиваются в кучу посреди двора.
Толпа озверевших нацгвардейцев, во главе с Семеркой, надвигается на них.
Во двор влетает «мерседес».
Из него
Ираклий. Назад!
Толпа разъяренных нацгвардейцев не отступает.
Ираклий распахивает широко руки, сдерживая нацгвардейцев. Прямо перед ним — лицом к лицу — Семерка.
Семерка. А ты, генацвале, нам не указ. Мы, значит, все, тут, как Котик, поляжем, а эти гниды будут жить? Уйди в сторону. Дай ребятам пар спустить.
…Разъяренные, тяжело дышащие, нацгвардейцы…
…Плотно сбившиеся друг к другу, за спиной у Ираклия, пленные…
Руки Ираклия, сдерживающие натиск нацгвардейцев, начинают медленно опускаться…
Внезапно, в напряженной тишине — спокойный голос Майора.
Майор. Семерка! Остыньте! В бою такой отваги я, что-то, за вами не замечал.
Майор уже стоит рядом с Ираклием.
Ираклий. У меня приказ СБУ. Пленные нужны живые.
Пауза. Все смотрят на Майора.
Майор. По–хорошему, конечно их надо бы расстрелять… Но… (смотрит на Ираклия) разведке виднее. (Нацгвардейцам.) Разойдись. Пленных — по местам.
Семерка в бешенстве вскидывает автомат и стреляет чуть выше голов пленных ополченцев.
Семерка. Ну, уроды!.. Майор, это — в последний раз.
Пленных разводят по своим местам.
Слышится знакомый свист. Столпившиеся во дворе нацгвардейцы, бросаются к дверям школы.
Жердь буквально впихивает Юрия и Миро в их шкаф, закрывает дверь и убегает вслед за остальными в здание школы.
Разрыв… Грохот, звон стекла…
Один из осколков пробивает металлическую стенку шкафа.
Снова — свист… разрыв… звон, грохот…
Голос. Филин ранен! Санитаров, сюда, быстро!
Артобстрел усиливается. Во дворе и около школы — серия взрывов: это работает «град».
Голос Ираклия (кричит). …Алло! Вы меня слышите? Пленных надо отсюда вывозить!.. Что?.. Но их нельзя здесь оставлять!.. Алло!.. Алло!..
Двор и школа освещаются, горят остатки кровли школьных мастерских и постройки, прилегающие к школе.