Выбор Донбасса
Шрифт:
Находясь в тени толстого дерева, на десяток метров раскидавшего свои широкие ветви, военврач оставался практически незаметным противнику. Раскинув руки в стороны, он набрал полные легкие воздуха и громко выдохнул.
— Не, чего-то я ничё не понимаю, — отозвался Саша. Тонкий пшенично-светлый чуб его давно нестриженых волос вылез из-под засаленной чёрной кепки и, задевая бесцветные ресницы, закрыл правый глаз. Неловкими движениями рук запихивая волосы под головной убор, худющий нескладный Саша, поднявшись с земли, от нетерпения переминался с ноги на ногу. Его простодушное, открытое, прыщавое лицо девятнадцатилетней деревенщины вытянулось в недоумении. — Чего тут
— Ты знаешь что, друг? Не пыли мне! — Доктор строго посмотрел на выцветшие стоптанные кроссовки Саши, его заношенные синие спортивные штаны, широкую серую футболку с белыми пятнами пота подмышками и на груди. — Размышляй шире и глубже, ты же русский человек, славянин, а не тупой американский жиртрест! Это на их дурацком Манхеттене ни хрена нет, кроме холодного бетона, толстого стекла и бездушного железа, уж поверь мне! А здесь — самим Господом Богом данный богатейший край! Рожь, вон какая спелая тут колосится, а там на соседнем поле — кукуруза двухметровая с килограммовыми початками, а в садах в твоём же хуторе — груши да яблоки с кулак размером, виноград сахарный и сливы медовые, а в реке — море рыбы всякой, хоть щука тебе, хоть сом! А на бережке той реки — клевер сочный и пахучий, сладкий, да коровы дойные, вымя их аж до земли-матушки, молоком полны!
Следуя рассказу Доктора, Саша поспешно поворачивал голову то вправо, то влево, много и часто моргая, беспомощно щурился в попытках разглядеть все те невидимые богатства, о которых говорил военврач.
— Даже под землей у нас с тобой — богатства несметные и несчётные — уголь-антрацит! А небо, ты погляди, какое небо! Синее-синее, бездонное, с пышными перьевыми облаками, неспешно плывущими вдаль, с ванильными пятнышками киселя на горизонте! Да, а вот в их поганом Манхеттене ни под землей, ни на земле, ни над землей ничего душевного нет, одни деньги: доллары, чужим человеческим потом и кровью чужой краплёные! Понимаешь, молодой? У них там даже неба не видно: вот поднимет какой-нибудь старый седой негр голову к верху — а там — небоскрёбы одни да серость и смог! — Доктор внимательно вглядывался в ярко-синие глаза Саши. Он искал в них интереса и понимания. — Понимаешь ты, друг, как тебе повезло? Повезло родиться и жить на этой святой земле!
— Чего мне тут повезло-то? Не понимаю я, — искренне вздохнул Саша. — Жить в деревне в маленьком доме из старых брёвен — это счастье? Пахать тут, как рабу на плантации! Картошку весной сажать и всё лето потом к верху задом — полоть, окучивать, жуков собирать! Помидоры поливать два раза в день. Корову в стадо надо отвесть? Ты сам вставай в четыре утра, дои её, скотину непослушную, пои, гони до поля, потом сарай лопатой выскреби — дыши свежим навозом! Вот уж, точно, незабываемое «счастье»! Да мне такого не надо! Сыт я по горло!
— Саша, друг! Ты жуёшь свежую зелень, фрукты и овощи из своего огорода, ты лакаешь парное молоко, которое сам надоил из своей коровы, которую потом, извини меня, режешь, и ешь её сочное мяско, печёнку с луком жаришь. Ты пьёшь прозрачную воду из старинного источника летом и травяной чай зимой, купаешься в речке с чистой проточной водицей и в баньке паришься пахучим дубовым веником, который вяжешь за околицей! И ты искренне не понимаешь, как ты свободен и счастлив! Знаешь почему? — Док приобнял молодого помощника за тощие плечи. — Да потому что тебе всю твою жизнь вбивали в мозг чужие ценности, твою пустую как барабан голову они наполняли нужными им звуками! Телевизор, телевизор, компьютер,
Услышав в череде нудных и заумных деепричастных оборотов знакомое и знаковое для каждого молодого человека слово, Саша истерически гоготнул.
— Ты не усмехайся, друг, ты лучше задумайся о том, что Манхеттен твой педиков одобряет, усыновление детей гей-парами разрешает. А это неправильно, грех это, страшное дело и Богу и природе неугодное! Природа, душа, семья, товарищи — вот настоящие, из века в век переходящие ценности! Подумай, книги почитай, книга — источник знаний, а не телевизор!
— Да я это, не очень, телек-то мало смотрю, и не смотрю вовсе это, — потёр на впалой груди Саша. — Вот в интернете когда время есть поковыряться — люблю киношки посмотреть или «приколы» там всякие. Что в этом такого?
— Да не «приколы» надо смотреть, убивая время и зрение, а книги читать, за новостями следить, чтобы понимать смысл изменения политической ситуации!
— Да на какой фиг мне новости? Политика, там, шмолитика! Смотреть её, слушать? Да уж нет! Дерьмо это, — Саша отмахнулся от предложения военврача, как от зелёной, жирной назойливой мухи. — Там ни чё не понятно, да это и не моё дело! Ты, Док, это, иди ты, знаешь куда с этими своими, как его, лозунгами!
— А Донбасс — твоё дело?
— Ну, то другое, — примирительно ответил парень, — совсем другое!
— Что значит «другое»? Нет, друг, не «другое»! Это наше дело! Судьба нашей Родины — это наше общее дело! Не сидеть и ждать, сложив лапки на груди, чем дело кончиться, а участвовать, влиять, не надеясь на чудо, счастливый случай или воскрешение царя, действовать! Действовать, следуя замыслу, а не по складывающейся одномоментной ситуации!
— Бред какой-то! Разводилово! Лажа всё это! — Саша громко и протяжно рыгнул. Случайно нашарив в кармане жвачку, он торопливо порвал обёртку и закинул две помятых, и оттого некрасиво потрескавшихся, подушечки в рот.
Покосившись на товарища, парень надул из жвачки небольшой пузырь. Довольный собою, он негромко лопнул его и смачно засосал внутрь.
— Док, ты «жуву» хочешь?
— Э-эх, неужели всё так запущено? — Доктор закрыл лицо ладонями. Помолчал. Опустив ладони вниз, медленно выдохнул. Зрачки его расширились, блестя под тонкими дугообразными бровями. — Если ждать у моря погоды, всю жизнь можно на берегу просидеть, камешки в воду покидывая, да ветра буйные проклиная, а если попробовать выйти в море, несмотря на шторма и непогоды, вёслами усердно поработать, можно и до цели доплыть! Усёк?
— Ну, типа «да».
Доктор улёгся в окопчик, предварительно поправив свернувшийся в рулон туристический пропиленовый коврик, самостоятельно окрашенный в зелёный камуфляж. Осмотрев округу в бинокль, нащупав слева санитарную сумку и справа — автомат, успокоился. Саша занял свою позицию неподалёку.
— Молодой, ты почему пришёл в ополчение? Что тебя подвигло? И для чего взял в руки автомат? — Доктор, не поворачивая голову, хмуро глянул на Сашу. Тот, яростно ковыряя стеблем травинки между зубов, покрякивал от удовольствия.