Выбор сердца
Шрифт:
— Так вот ради кого вы готовы променять свой прогрессивный мир на наш отсталый патриархальный. Я вас понимаю, Ирина-ханум. — У Авессалома-абыя был вид доброго дядюшки, повстречавшего любимых племянниц. — И понимаю теперь ваши вчерашние сомнения и метания. — Ирина пыталась разобраться, была ли это ирония или он говорил серьезно? Из его прежнего короткого высказывания она сделала вывод, что он не жаловал ее слишком агрессивный воинственный мир.
— Вам приходилось там бывать? — вдруг поняла она. Ее мир был слишком противоречивым, чтобы иметь о нем однозначное мнение.
— Пришлось, — вздохнул чиновник, — Ради ознакомления, так сказать. В бытность мою секретарем сопровождал
Видя, как мужчина угощает Эль медовыми орешками, очень дорогим лакомством даже по меркам состоятельных граждан, Ирина решилась задать мучающий ее вопрос:
— Скажите, Авессалом-абый, я могла бы ненадолго вернуться к себе на Родину, чтобы завершить там свои дела и успокоить родных? — Ирина затаила дыхание в ожидании ответа.
— Нет, — с чиновника вмиг слетела доброжелательность. — Согласно закону, это абсолютно исключено. — Ирина молчала, понимая, что уговоры не помогут, а мужчина хоть и, раздражаясь, но решил пояснить:
— Разрыв в пространстве, который периодически под давлением светил становится достаточным для прохода, мы называем его в просторечии просто щель — это вам не проходной двор. Хождение туда-сюда долго в секрете не продержишь. Миры наши совершенно разные, как вы уже, наверное, заметили. Нам ваши ядерные бомбы и так называемая демократия здесь не нужны. — Авессалом-абый посмотрел прямо в глаза Ирины. — Скажите откровенно, как быстро после известия о существовании прохода ваши правительства начнут думать об экспансии? — он помолчал и, не дождавшись ответа, отчеканил:
— Решение, которое вы примете будет окончательным и неподлежащим изменению.
В этот момент дверь кабинета открылась, и на пороге появился давешний чиновник, который объяснял Ирине все нюансы удочерения Эль. В руках он держал пачку документов, которую и протянул Авессалом-абыю. Тот, перебрав бумаги, протянул одну из них Ирине и с прежним добродушием поздравил:
— С этого момента, Ирина-ханум, вы являетесь подданной нашего княжества. Поздравляю! По поводу удочерения, — мужчина бросил взгляд на Эль и опять разулыбался, от чего в уголки глаз набежали морщинки, вмиг придавшие его лицу мягкости. — Туровские чиновники действительно рассылали запросы о пропавшей девочке, и получили ответы из губерний о том, что заявлений о пропаже ребенка не поступало. Таким образом, большая часть работы уже проделана. Осталось оформить документ на опекунство. Вы сможете получить его уже через…, - он вопросительно посмотрел на своего коллегу.
— … два дня, — почтительно подсказал помощник. Пока его патрон разбирался с Ириниными документами, он с интересом разглядывал ребенка, и когда их взгляды с начальником пересеклись, Ирина разглядела в них не просто любопытство, а скорее озадаченность.
— Вы тоже это заметили? — сказал Авессалом-абый коллеге. — Удивительно, не правда ли?
«О чем это они?» — недоумевала Ирина, окидывая Эль дотошным взглядом, как только за ними закрылась дверь кабинета. Эта мысль недолго занимала ее голову, не найдя, к чему придраться, она переключилась на более приятные мысли. Впервые, со дня злополучного ареста, в душу вернулось спокойствие, и девушка решила, что не позволит никаким внешним
Глава 23
Наступил день последнего экзамена Милена. Наслушавшись от него дифирамбов красоте и стильности здания школы:
— Мощное, в нем нет присущей нашим домам легкости и пестроты, — Ирина и Эль решили проводить его и лично в этом убедится.
Княгиня не поскупилась. Оно, действительно, впечатляло. Ирина сразу вспомнила себя ученицей первого класса с картонной папочкой для нот на тесемках, пешком преодолевающую по узкой улочке, выложенной еще в девятнадцатом веке брусчаткой, крутой подъем в гору, настолько крутой, что не смогли проложить трамвайные линии. И вознаграждением этому восхождению служил потрясающий вид на город и старый купеческий трехэтажный особняк, сложенный из серого известняка, с высоким крыльцом, широкой парадной лестницей в холле и латунной табличкой на фасаде «Музыкальная школа номер № 3». Уже став старше, и переехав с родителями в другой город и поступив в обычную школу в современном панельном здании, Ирина оценила, как ей повезло тогда, ежедневно приобщаться к культурному наследию, где все дышало стариной и позволяло воображению расправить крылья. Сейчас, стоя перед школой, в которую поступал Милен, она испытывала дежавю. Те же серые камни, разве что еще не подверженные воздействию погоды и времени, девять ступеней крыльца, огражденные каменными перилами. «Как бы ни пытались местные правители оградить этот мир от влияния моего мира, это уже произошло», — подумала Ирина. — Каждый иномирец, попавший сюда, приносит частичку своего мира с собой. Как сказал Авессалом-абый? — Экспансия? — Ирина бы поправила — мирная экспансия. В подтверждение ее мыслей, из приоткрытого окна раздались первые аккорды знакомой мелодии. Умелые руки, легко касаясь клавиш клавикорда, наигрывали пьесу Дебюси.
Компания не сговариваясь, остановилась послушать и Эль неожиданно сказала:
— Моя бабушка тоже умеет играть «Лунный свет».
Ирина присела перед ребенком на корточки:
— Твоя бабушка играет на клавикорде?
Эль кивнула.
— А что еще твоя бабушка делает?
— Она учила меня играть, и еще других.
— Она учительница музыки?
Эль неуверенно кивнула. Ирина сидела перед девочкой на корточках и молчала.
— Пойдем, — резко поднялась и решительно потянула Милена и Эль за собой.
— Эй, что ты еще надумала? — Милен высвободил свою руку. — Подожди, подумай сначала. Ведь если ты найдешь ее бабушку, ты не сможешь ее удочерить.
— Милен, не разочаровывай меня, — резко бросила Ирина, продолжая идти. — Просто попробуй представить себя на месте этой малышки. Не получается? Тогда, может, хочешь на место того бессердечного мерзавца, который лишил ее родных? — Ирина остановилась и обернулась. Приятель продолжал упрямо стоять, сложив в протесте руки на груди. — Обидеть слабого самый тяжкий грех, Милен. Пошли же, покажешь, кто нам может помочь. — Парень демонстративно вздохнул и пошел за ней.
Ирина никогда не считала себя сентиментальной. Вместо сострадания и простых сочувственных слов, которые иногда ждали от нее ее знакомые, она предлагала решение проблемы, а вот это уже расценивалось «как лезть не в свое дело». Сейчас был тот случай, когда сострадание требовало от нее решительных действий. Мысли о родственниках Эль всегда соседствовали с чувством искреннего сочувствия. Именно поэтому она не простила бы себе бездействие.
В холле было оживленно. Абитуриенты стояли кучками и поодиночке, отдельной группой выделялись люди более почтенного возраста.