Выбор
Шрифт:
У неё приоткрываются губы, а в глазах бегают непонятные эмоции, которых начинаю пугаться. Я совершенно её не знаю. Эта новая Эмма незнакома мне. Я всегда всё читал по её взгляду, сейчас это словно чужой язык. Краем глаза поглядываю на Сару, которая заинтересована в новых блестящих мелках больше, чем в нас. Это только плюс. Она уже всё понимает. Для неё мы семья: мама и папа, которые улыбаются и дарят всё, что она только пожелает, никогда не выясняя отношения рядом, хотя всё давно крутится на языке.
— Я могу пригласить тебя на свидание?
Лицо Эммы вытягивается. Она будто не совсем верит своим ушам.
— Эйден,
— Я всё ещё люблю тебя, — завершаю, не позволяя ей договорить. — Мы можем попробовать ещё раз? Уже не так, как раньше, но попробовать.
— Я не понимаю, почему ты хочешь и зачем тебе это.
— Потому что ничего не изменилось.
— Изменилось многое.
— Но не мои чувства.
— И ты не спросишь, не изменились ли мои?
— Спрошу, но даже если получу положительный ответ, постараюсь вернуть их.
Замечаю, как дёргается её тело; как пальчики начинают сжимать ручку и благодаря нажиму, белеют на глазах; как перестала вздыматься её грудь и как расширились зрачки.
— Ты же знаешь, что я была в других отношениях, — совсем тихо напоминает Эмма.
— Знаю.
Она бросает быстрый взгляд на Сару.
— И ты знаешь, что…
— Если ты хочешь сказать, что была в нормальных полноценных отношениях, то да, знаю. Хочешь обсудить эту тему?
— Тебя это не беспокоит?
— И? Мне было достаточно видеть, что ты счастлива.
— А ты не был…
— Это ничего не меняет. Я не уходил в монастырь и сам всё допустил. Я позволил тебе уйти, а ты не спряталась и не закрылась в себе.
— У нас ничего не получилось.
— Ты хочешь, чтобы получилось?
Эмма неуверенно жмёт плечами в тот самый момент, когда Сара резко поднимает раскраску с пола и машет ей перед моим лицом.
— Бабочка! — восторженно лопочет она с лучезарной улыбкой, которая легко получает взаимную от меня. Блестки сыпятся на пол, но её это вовсе не заботит.
— Покажешь маме?
Она энергично кивает головой и поворачивает рисунок к Эмме, на губах которой тоже расползается улыбка.
— Мама, ты видишь? Бабочка!
— Солнышко, она такая красивая, — мягко говорит Эмма.
— Позови маму рисовать с нами, — предлагаю Саре, от которой моментально получаю одобрение.
И вот, она уже бежит в направлении Эммы и тянет её за руку, чтобы привести к нам. Конечно, Сара не получает отказ. Эмма убирает в сторону свои записи и садится рядом с ней, взяв в руки фиолетовый мелок.
— Что будем рисовать? — интересуется она, смотря на дочь с самой нежной улыбкой, которая заставляет моё сердце ускорять пульс.
Я перевожу взгляд на её точную копию в уменьшений версии.
Два карамельных хвостика, кончики которых напоминают завитки и игриво покачиваются из стороны в сторону, когда Сара начинает листать страницу за страницей в поисках той, что привлечёт её внимание. Она что-то быстро и тихо бубнит себе под носик, а солнечные лучи заставляют сиять её большие карие глаза от восторга при перелистывании каждой новой картинки. Они так похожи, что у меня разрывается сердце. Кажется, что они сёстры, но только до тех пор, пока Сара не выкрикнет: «Мама».
Она начинает показывать картинки Эмме, и они вместе решают, что разукрасить на этот раз. В конечном счёте, их выбор падает на целую поляну с бабочками, которых она так любит. Мелки идут в ход, а их лица буквально
Завожу локоны волос Эммы за ухо и мелок в её руках замирает. Она медленно поднимает глаза и встречается с моим взглядом. На этот раз ничего не говорю, могу только выдавить улыбку, которая говорит о сожалении. Мы потеряли и упустили столько времени, из-за чего болезненно сжимается сердце. И всё это только моя вина, ведь именно я сделал выбор. Худший из всех, что когда-либо делал.
Провожу костяшками пальцев по щеке девушки, и стараюсь говорить как можно тише, хотя Сара вновь увлечена рисунком и вряд ли услышит разговор.
— Малышка, мне так жаль…
Эмма не отстраняется. Она по-прежнему остаётся вблизи, опаляя дыханием, которое достигает моего лица.
— Жаль?
— Я сделал неправильный выбор. Я не был рядом.
Эмма кладёт мелок на пол и накрывает мою ладонь своей.
— Ты был рядом. Дал всё, что мог.
— Я знаю, перепрыгнуть не получится, но я хотя бы могу попробовать догнать упущенное, если ты дашь шанс.
— У тебя всегда есть шанс всё исправить.
Кивнув, поглаживаю большим пальцем бархатную кожу её лица и переворачиваюсь, положив голову на колени Эммы, вытянув ноги на полу. Она вновь берет мелок и склоняется над раскраской с Сарой, пока я разглядываю черты её лица и втягиваю аромат шампуня, которым балуют волнистые локоны, качаясь и щекоча моё лицо. Ощущение умиротворения наконец-то приходит. Я погружаюсь в то самое тёплое чувство, когда нахожусь рядом с ними. Никто не способен его подарить, даже в моменты, когда мы просто вместе, чтобы учавствовать в жизни Сары и дать ей всё, что необходимо ребёнку, мной одолевает это чувство. Я не могу отделаться от того, что до сих пор люблю её. И я сжимал челюсть, когда мирился с отношениями, в которых она была полгода. Наверно, это можно назвать худшим периодом моей жизни. Я знал, идя на встречу со мной, чтобы мы провели совместное время с Сарой, она оставляла прощальный поцелуй на губах другого. И за всё это время в разлуке, мы никак не контактировали физически, лишь случайные соприкосновения, но даже этого хватало, чтобы разряд тока пускал импульсы в сердце. Это было было не иначе, как обман самого себя. Я понимал, что всё могло измениться с её стороны, но знал, что ничего не изменилось у меня.
— Я могу остаться? — спрашиваю у Эммы, которая переводит глаза с раскраски и устремляет в мои.
Она смотрит на меня сверху-вниз и перекидывает волосы на одну сторону.
— Ты знаешь, что всегда можешь остаться.
— С тобой. Ты и я вместе. Можем приготовить ужин, посмотреть что-нибудь, покупать и уложить Сару вместе, всё, что захочешь.
— Мамочка, — голосит наша дочь, привлекая к себе внимание.
Она бегает между нами блестящими от радости глазами и чего-то ждёт, но чего, мы оба не понимаем.