Выбор

Дейс Джули

— Нет, — благодарно улыбается Эмма. — Ты неделю назад принёс кучу всего, хватит на ближайший месяц.

— А тебе? — ни с того, ни с сего, выпаливаю я.

Эмма смотрит на меня с замешательством, а вот её собеседник-друг-ухажёр-коллега и ещё хрен знает кто с улыбкой.

— Рад, что ты заботишься об этой малышке, — он продолжает вежливо улыбаться, и кажется, что если бы стоял рядом, мог похлопать меня по плечу, как давний товарищ. — Ты хороший отец.

Комплимент от него вовсе не заставляет меня расплыться и заулыбаться подобно придурку. Я выдавливаю слабую улыбку настолько естественную, насколько

позволяет мимика. Не понимаю, почему прицепился именно к нему. Хотя. Нет. Я прекрасно понимаю. Это эгоистичное желание, чтобы она всегда принадлежала только мне, что априори невозможно.

— Она уже начала сама переворачиваться? — интересуется он, обращаясь к Эмме, из-за чего моя бровь вопросительно выгибается следом. — Я могу попробовать ещё раз.

Поперёк горла застревает ком. Он возится с моей дочерью? Он называет её малышкой? Он ходит на мнимые конференции и ужины с моей девушкой? Ладно, может быть не с моей. Уже как год не с моей, но это ничего не меняет. Он крутится рядом с ними и, по всей вероятности, решил вписать себя в свидетельство о рождении в графу отца. Как никогда круто.

Слышу своё имя и фамилию, которые выкрикивает бариста, и мне приходится вернуться к барной стойке, чтобы забрать заказ. Я делаю это с особым нежеланием, потому что Эмма и Роб заводят разговор, обсуждая нашу дочь так, словно отцом является он. У меня режет горло и сжимается сердце, как никогда раньше.

Быстро забираю стакан и возвращаюсь к столику, где идёт оживленная беседа. Но когда я подхожу, а они обращают взгляды ко мне, чувствую себя неловко и не к месту.

— Я… рад был тебя видеть, — что я несу, вашу мать.

— Взаимно, — немного улыбается Эмма, и мне становится невыносимо больно видеть её улыбку.

Я явно не в себе, когда поднимаю стакан и спрашиваю у неё:

— Допишешь, что хотела написать?

Она на секунду поджимает губы и отрицательно качает головой.

— Я уже не помню, Эйден, — говорит девушка, её слова похожи на ножи.

— Если вспомнишь, я принесу стаканчик.

Эмма согласно кивает, и я понимаю, что должен идти, но ноги отказываются.

— У тебя есть планы в четверг?

Сегодня я явно удивляю её и себя.

— Пока нет.

— Могу забронировать вам места, — предлагаю я.

— Там громко, — вздохнув, Эмма словно чувствует себя неловко. — Сара может напугаться.

— ВИП ложа за стеклом, там не особо громко.

— Я постараюсь, если не будет много работы.

Поджимаю губы и стараюсь не сжимать стаканчик, который молит о пощаде. У меня просто глюки, стаканчики не умеют разговаривать. Получается выдавить кивок.

— Спасибо, — она говорит это так, как будто прощается, но я, вероятно, хочу то ли себя добить, то ли подняться в её глазах, потому что следующий вопрос слетает с губ совершенно необдуманно в сторону её дружка:

— Любишь хоккей?

— Обижаешь, — улыбается парень. — Это в нашей крови.

Тогда Алестер определённо родился и вырос в Гвинее, потому что на дух не переносит всё, где в предложении есть клюшка, шайба, лёд, ворота. Если не ошибаюсь, Эмма думает о том же, о чём и я, судя по улыбке.

— Могу достать билет.

— Было бы круто.

— Даже не спросишь, кто играет?

— Я в курсе, — кивает парень. — Победа точно за вами.

Кажется,

теперь действительно всё, но меня немного передергивает, когда он не скрывает, что знает меня, знает, чем я занимаюсь и кем прихожусь Эмме и Саре. Мне больше нечего спросить или сказать. Приходится приказать самому себе сдвинуться с места.

— Ладно… — слабо улыбаюсь, возвращая взгляд к Эмме. — Я приеду вечером.

— Я предупрежу Сидни.

Лучше бы ты осталась дома, и мы провели время вместе, как семья, конечно, которой не совсем являемся.

Рядом со столиком возникает официантка, она расставляет тарелки по столу и желает приятного аппетита, обращаясь следом ко мне:

— Не желаете заказать что-то ещё?

— Э-э, нет, — с некой растерянностью отвечаю я.

В ответ получаю улыбку. Многообещающую улыбку, и девушка уходит, предварительно сказав:

— Обращайтесь, если что-то хотите.

У меня взлетают брови, потому что её даже не было на баре, когда я делал заказ. Это что, один из способов подкатить?

— С тобой только что флиртовала девушка, а ты стоял истуканом, — с неким весельем, парирует Эмма.

Перевожу взгляд на неё и хмурюсь.

— Мне не до этого.

В ответ ничего не получаю, лишь её короткую улыбку.

Из кафе выхожу с тоской и тяжестью на сердце. Я видел её в кругу парней, очень даже заинтересованных в ней, но сейчас всё будто поменялось. Она стала прежней: мягкой, нежной, женственной. Возможно, улучшеной версией себя, словно больше ничего не угнетает и не пугает её. Она может позволить себе провести с кем-то время, сходить на свидание, улыбаться и смеяться, даже подпускает кого-то к нашей дочери, не пряча от неё мир. И причиной этих изменений в ней не был я. Она справилась сама, словно достигла дна и оттолкнулась, возвращаясь на поверхность воды. И это пугает, ведь моя Эмма давно уже не моя.

Я вновь возвращаюсь назад к тому времени, как только её увидел. И я видел её разной. Но не такой, как сегодня, ещё несколько месяцев назад мы стояли и смотрели, как восстанавливается и крепчает наша дочь, а сегодня она сияет ярче любой звезды. Если бы меня спросили, какая звезда самая яркая, я без сомнения мог ответить Эмма. Она кажется счастливой.

На тренировке не знаю меры ни для себя, ни для других, даже тренер косо смотрит в мою сторону, вероятно, пытаясь понять, почему я гоняю каждую живую душу на льду. Это лёгкое отвлечение. Всегда было. После того, как я не принял вызов в самый нужный и важный момент своей жизни, проще выбрасывать тестостерон в игре, благодаря этому хотя бы есть положительные результаты. Я выжимаю все силы, что в конечном счёте, буквально подкашиваются колени.

Тренер останавливает меня, когда забрасываю очередную шайбу в пустые ворота, так как остальные уползли в раздевалки. Его проницательные глаза смотрят в мои.

— У тебя всё в порядке?

— Да, а что?

— Мне кажется, ты обманываешь.

— Всё в порядке, — достаточно спокойно говорю я.

— Ты убьёшься, и в четверг команда останется без капитана. Начни видеть грань.

Вздохнув, снимаю шлем и встряхиваю головой, выбивая влагу из волос, попутно борясь с мыслями.

— Это на протяжении всего времени, сколько нахожусь в команде. Раньше никто не жаловался.