Выбор
Шрифт:
— Я точно тебя нервирую, — смеётся Эйден.
— Ты просто ужасен, — выдыхаю, прикладывая ладони к щекам. — Ты не можешь так делать.
— Что, например?
— Говорить, что мы не можем быть друзьями.
— Я всего лишь говорю правду. Хочешь, конечно, можешь верить, но я не целую друзей и не имею к ним неких чувств.
— Я очень хочу кофе, — сообщаю я, желая добавить, что туда можно плеснуть каплю водки, виски или чего-то, что поможет расслабиться.
— Нет, ты снова хочешь сбежать, — улыбается Эйден, шагая в одну ногу со мной.
— Я должна доделать проект и не выспалась сегодня.
— И
— Боже, пожалуйста, прекрати, — шепчу я, краснея ещё больше.
Сворачиваю за угол, когда ладонь Эйдена ловит запястье и останавливает. Только благодаря тяжелому дыханию понимаю, как быстро шла. Или я бежала? Тогда, от кого? От себя или от него? Скорей всего, от правды. Некоторые девушки поглядывают в нашу сторону, и я чувствую флюиды женской зависти, когда Эйден нависает надо мной. Прошу мозг собраться в кучу, как и самоконтроль, но оба они уже давно меня не слышат. Аромат парфюма дурманит разум, и единственное, что я могу — расплыться лужицой перед его ногами.
Ладонь Эйдена ложится на щеку, а его глубоко карие глаза смотрят в мои.
— Ты должна доделать проект, помнишь? — улыбается он.
Под забвением киваю головой и стараюсь дышать ровно, либо начать дышать, потому что, кажется, я перестала это делать. Веки тяжелеют и закрываются. Сознание и тело желает одного. Но я не получаю желаемое. Губы Эйдена касаются макушки.
— Как на счёт дойти до кофейни, подруга?
Пихаю его локтем, из-за чего парень начинает смеяться.
— Я больше тебе не доверяю, — ворчу я, спешно следуя вперёд.
— Я говорил это ещё с первого дня знакомства.
— Я думала, что ты шутил.
— В каждой шутке есть доля правды. Ты бесповоротно влюбилась в меня, Эмма.
— Ну, и что?
— Ничего, — посмеивается Эйден.
Я стараюсь избегать его взгляда всеми возможными способами. В пути до кофейни это делать не так уж и трудно, но, когда мы заходим внутрь, становится труднее. Я ежесекундно чувствую его взгляд на себе, но боюсь посмотреть в ответ, настолько жалко выгляжу, потому что буквально призналась ему. Не в открытой форме, но моё: «Ну, и что?», говорит само за себя. И теперь, сдав себя с потрохами, не знаю, желаю ли забрать слова обратно или оставить всё, как есть. Где сейчас та уверенность, которая была в коридоре?
Лишь чудом мне удаётся не встречаться с ним взглядом. Мы возвращаемся в университет, и ненароком, мне удаётся уловить озорной блеск в глазах Эйдена. Я не придаю этому значение, потому что каждую секунду радуюсь, что он не продолжает издевательства. Открываю лабораторию ключом, который вручил мне профессор утром, и бросаю сумку на стул. Мой дневник остался на том же месте, где был оставлен. Но он открыт, а я всегда его закрываю во избежание непредвиденных обстоятельств, вроде капель или того, что колба вовсе плюхнется, испортив абсолютно все труды. Всё становится на свои места, когда нахожу вкладыш со словами: «Спасибо, я два дня мучился».
— Шон, — бурчу себе под нос.
Эйден занимает стул с другой стороны стола и складывает руки на спинке.
— Шон? — спрашивает он.
— Списал и не закрыл, — объясняю я. — Миллион раз говорила, чтобы закрывал обложку.
— Кто ещё учится с тобой?
— Только он. Алестер и Вики на экономическом, Фил на социологии.
— Ты
— Нет, мне нравится.
— Это же скучно.
Выгибаю бровь, встречаясь с глазами Эйдена впервые за всё то время после произошедшего в коридоре.
— А на связях с общественностью весело?
— Немного, — улыбается он.
— Наука никогда не бывает скучной, — кусаю пончик и делаю глоток кофе, который обжигает горло.
Эйден строит скучающую гримасу и фыркает, на что я улыбаюсь. Мне нравится, что мы разные, потому что появляется стимул и желание показать, как сильно он заблуждается.
— Поможешь? — спрашиваю я.
— Если нужно считать, то я пас.
— Нет, просто записывать.
— Хорошо, а ты не должна облачиться в белый халат, маску, перчатки?
— Нет, я не работаю с опасными реактивами.
— Что будешь делать?
— Добавлять в пробирки реактивы и наблюдать реакцию.
— Я тоже буду это видеть?
— Если будешь смотреть в микроскоп.
— Покажешь?
— Тогда я могу добавлять и записывать, а ты будешь говорить, что видишь.
— Я ничего не понимаю.
— Просто говори, что видишь, я сама запишу, как нужно.
— Хорошо.
Парень освобождает стул, его тут же занимаю я. Забавно видеть его немного растерянным, потому что обычно я лицезрею уверенного Эйдена. Его глаза находят мои и молчаливо просят помощи, из-за чего улыбаюсь и сдерживаю приступ смеха. Он кажется слишком милым, когда расставляет ладони по поверхности стола и обводит взглядом пробирки. Они явно пугают его.
— Я не знаю, что делать, Эмма.
— Смотри в микроскоп, я буду добавлять и менять растворы сама.
Получаю согласный кивок и наши следующие несколько часов пролетают незаметно.
Эйден описывает каждую деталь, которую наблюдает, и клянусь, мне нравится видеть на его лице удивление и восторг благодаря таким мелочам, как реакция замещения, соединения, разложения. Каждый раз он поднимает глаза и их блеск завораживает, словно он видит что-то нереальное. Но всё естественно. Это самые простые реакции, которые происходят в нашей жизни ежесекундно. В голове отмечаю и беру на заметку, что стоит чаще показывает ему такие мелочи. Возможно, у меня даже получится затащить его на одно из подобных мероприятий.
Всему есть конец, и нашему времени наедине тоже. Сообщение от Алестера напоминает о том, что пора посмотреть на время и вспомнить о работе. Это поселяет в душе печаль. Украдкой смотрю на Эйдена, который сводит брови и вращает стекло, наблюдая за изменениями последней реакции. Как бы ни хотелось, но сообщаю:
— Это последняя.
Парень поднимает глаза и коротко улыбается.
— Хорошо.
Молчаливо собираю все пробирки расставляю всё по местам, когда в кабинет заходит парочка девушек. Я знаю их имена, мы учимся на одном потоке, и сейчас весь их интерес сосредотачивается на моём партнере, но они хотя бы приветствуют меня, хоть и не заостряя внимание. Раньше они были более общительнее, вероятно, присутствие Эйдена многое меняет. Получаю неприятный укол в сердце, но стараюсь не брать его в расчёт. Сейчас всё, что касается его, приносит в два раза больше неприятных ощущений, особенно, если дело касается женского внимания.