Выбор
Шрифт:
Его лицо искажается, а глаза, в которых чистый азарт и блеск, превращаются в щелки, когда я останавливаюсь за Эммой и, обогнув её талию рукой, притягиваю к себе. Она снова вздрагивает и дёргается, резко оборачиваясь. К тем эмоциям прибавляет шок.
— Ты в порядке? — спокойно спрашиваю, чтобы не спугнуть уже заварившуюся кашу.
Ничего не получаю в ответ. Её рука, что накрыла мою из-за испуга, начинает дрожать, как и нижняя губа.
— А ты не теряла времени, — скалится мужик. — Нашла партию выгоднее? Теперь тебя трахает остолоп
Дёргаюсь в его сторону, но ногти Эммы впиваются в кожу и каким-то чудом, ей удаётся стать преградой между моим кулаком и его челюстью.
— Ты стал ненужным? — продолжает он, обращаясь уже к Алестеру, у которого вздымаются вены на шее.
Не знаю, кто из нас двоих взбешён больше. Я умею сохранять спокойствие, но оно медленно превращается в щепки. Я никогда не чувствовал такой ярости. Меня никогда не задевали слова посторонних, но ему удаётся дотянуться до той точки, которая отвечает за необузданный гнев. Сейчас понимаю, что есть ситуации и люди, которые способны это сделать.
— Уезжай, — неуверенно говорит Эмма. Я не понимаю, она просит меня или мужика, но если обращение ко мне, то вряд ли я сдвинусь с места без неё.
— Ты не будешь держать его в стороне, — цедит Алестер, вероятно, она всё же просит меня.
— Конечно, не будет, — со злорадством, растягивает мужик. — Мне интересно, кто из вас двоих лучше.
Он смотрит на Эмму и облизывает губы, что делает атмосферу ещё напряженней. Он не может хотеть собственную дочь. Я не хочу в это верить или отказываюсь. В моей голове нет механизма, которое отвечает за понимание подобного.
— Чем ты руководствовалась, когда выбирала? Безмозглостью и длиной, или мозгом и оправданием, что с ним интересно? Или ты была с ним, чтобы жить у кого-то, а потом попался вариант поудачней?
— Что ты несёшь? — шепчет Эмма. — Ты позоришь нас.
— Посмотри на себя. Позоришься тут только ты. Трахаешься с двумя сразу.
Эмма вырывается. Я хочу поймать её, но девушка ускользает, словно песок. За ней громко хлопает дверь, ведущая в служебное помещение. Я знаю, что в такой ситуации лучше уйти, не отвечая на нападки. Я прокручиваю в голове мантру: «Не отвечай», но прекрасно понимаю, что она не действует. Всё работает на автомате. Делаю несколько шагов за ней, но он не унимается. Его гнилому языку позавидует любой.
— Она также хороша, как прежде? — голосит он в спину. — Умелая, а?
Из груди вырывается хриплый рык. Пролетает доля секунды. Я оказываюсь рядом и прибиваю его локтем к стене, из-за чего кажется, что на барных полках начинают дребезжать бутылки. Он то ли напуган, то ли скалится, из-за чего я сильней надавливаю локтем на грудную клетку. Ещё чуть-чуть, и просто его размажу, отпечатав фигуру на стене. Я не чувствую силу, которую применяю, и сомневаюсь, что она была до этого момента.
— Что ты сказал?
— Какая она? Помнится, она была покладистой и послушной.
— Ты что, ублюдок, насиловал собственную
— Тебе нравится это? Я воспитал её такой. Она будет бегать за тобой, как собачка за палочкой.
Едва ослабляю хватку, и мужик уже думает, что на этом всё. Но это не всё. Я делаю это вновь. Снова прибиваю к стене, но так, что удар его затылка о бетон буквально звенит в ушах всех, кто присутствует в кафе. Одна из бутылок всё же падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки, чем провоцирует вспышку женского визга.
— Я засужу тебя, гребаный извращенец, но перед этим, отрежу член. Ты жалок. Посмотри на себя, гребаный ты урод. Тебя кинула жена, потому что ты не то, чтобы не мог удовлетворить её физически, ты не смог сделать это даже морально. Она просто бросила тебя. Променяла на другого, как кусок мяса. Оставила гнить в дерьме. А знаешь, что ещё хуже? То, что тебя ненавидит родная дочь. Ты противен ей, как собачий помёт. Сначала жена, потом дочь. Где твои родители? Помнишь?
Пелена озлобленности отражается в его глазах. Я буквально вижу, как лопаются капилляры, как они наливаются кровью. И мне это приходит по вкусу, поэтому добиваю.
— Они тоже тебя бросили, потому что ты жалкий. Ты остался один. И я бы мог выбить тебе зубы, разбить лицо, сломать руки и каждый палец, чтобы ты помнил боль, которую причинял ей, но не буду. Потому что ты ничтожество. У меня рука не поднимется на тебя. Я противостою лучшим, а ты грязь под подошвой. Не буду марать руки о дерьмо.
Мужик остаётся на месте, я же отклоняюсь и направляюсь в сторону двери, чтобы забрать своё. Эмму.
За стеной тишина. Кажется, это кухня или склад, где все замерли. Дёргаю ручку, но она не поддаётся. Стучу по ней костяшками пальцев, в ответ слышу очередную тишину.
— Малышка?
— Пожалуйста, уходи… — тихо просит она.
— Я вышибу её, если ты не откроешь. Пожалуйста, открой мне.
За дверью раздаётся шорох. Я слышу его только благодаря гробовой тишине в помещении. Шум за пределами кафе тоже стих. Словно вся планета притихла. Наконец-то, дверь открывается. Карие глаза широко распахнуты, они покраснели и говорят лишь о том, что она плакала. Грудь быстро вздымается, благодаря чему, тяжёлое дыхание заполняет тишину.
— Иди сюда, — выдыхаю я, протянув руку.
Секунда, и Эмма влетает в мои объятия, прижимаясь к груди, что у меня практически сдавливаются кости. Она начинает плакать, и так, что разрывает сердце. Я повис на тонкой ниточке, где могу передумать и вернуться, чтобы он заплатил за всё, что сделал с ней. Даже несмотря на каторгу в собственном доме, она не стала жестокой, закрытой и забитой. Я не знаю, чья это заслуга, Алестера или её, но знаю, что она никогда не будет такой. Она не будет проявлять агрессию, провоцировать и относиться с особой жестокостью, чтобы отыграться за себя, за своё прошлое. Она всё та же нежная, мягкая и смешная Эмма.