Выбор

Дейс Джули

Укладываю её на кровать и тащу выше, осыпая шею поцелуями, которыми наслаждаюсь сам. Эмма не торопится делать что-то в ответ. Она застыла. Ноги всё также огибают талию, а пальцы сжимают плечи. Я не понимаю, это испуг или она сбита с толка, но ещё несколько минут назад ей хотелось получить именно это. Просовываю руку под подушку, второй скользнув под футболку. Пальцами провожу вдоль талии, из-за чего она дёргается, но расслабляется, когда встречаюсь с губами. Её рука двигается вдоль спины, и возвращается обратно, накрывая шею, а следом пальцы зарываются в моих волосах. Стягиваю лямку лифчика и пробираюсь под него,

сжав грудь, благодаря чему выгибается поясница и раздаётся вздох. Мой план идёт ко дну. Тяну вверх футболку, и когда она накрывает лицо девушки, дальше не идёт. Пытаюсь стянуть одежду, но она не поддаётся, Эмма лишь взвизгивает от боли, когда что-то цепляется за волосы и сейчас готово оторвать ей голову вместе с ними. Это самое забавное начало из всех. Её руки подняты вверх, лицо прячется под одеждой, показывая идеально бархатную кожу. Мысленно ругаюсь, что на ней лифчик, и пытаюсь держаться, хотя вряд ли уже способен.

Линия животика такая выразительная, я думаю только о том, как пройтись по ней губами; грудь, что скрывается под белым атласным лифчиком, практически кричит о том, какой я идиот, потому что не расстегнул застежку и не снял ткань раньше. Глазами исследую каждую клеточку, что сейчас открыта и едва не стону от разочарования. Я разрываюсь от пылающего желания. Солнечные лучи падают на тело Эммы, даруя ему блеск, что придаёт желанию ещё больше отчаянья. Я уже зашёл слишком далеко. Вовсе не входило в планы завалить её на кровать и увидеть то, что вижу сейчас. Я думал и надеялся, что она напугается, оттолкнув меня.

Эмма дёргается, и я сдерживаю смех, который подступает в мгновение ока, когда понимаю нелепое положение, в котором мы находимся сейчас.

— Оставим так?

— Ты смеёшься надо мной? — оскорблено стонет она.

— Немного.

Не пролетает и пары секунд, как мы оба не сдерживаемся и начинаем хохотать. Эмма — оставаясь в казусном положении, я — нависая сверху. Всё было бы проще, если бы ей удалось приподняться на локтях, но руки вытянуты вверх, а ткань не позволяет продвинуться дальше, разве что я найду ножницы и разрежу футболку на части.

— Сними её с меня, — страдальчески тянет она, продолжая смеяться.

— Поднимись, — прошу я, помогая принять сидячее положение.

— Это ужасно, — выдыхает Эмма, когда начинаю крутить её, чтобы выяснить причину, из-за которой невозможно продолжить.

Стараясь аккуратно вытянуть волосы, я, так или иначе, причиняю боль, но она пытается не дёргаться и не издавать звуков. Наконец-то, ткань, что зацепилась за крючок на лифчике, освобождена, как и волосы. Эмма бросает футболку рядом и падает на подушку, закрыв лицо ладонями.

— Так себе начало, — говорит она.

Смеюсь, оставаясь между её ног. Эмма тут же сводит колени и, кажется, краснеет. Хочется упасть рядом и биться в истерике, но не делаю этого.

— Сколько подобных ситуаций будет ещё?

— Каких? — улыбаюсь я, поглаживая её бедро сквозь джинсы.

— У нас ничего не получается с первого раза.

— Это знак.

— Я не верю в знаки.

Выгибаю бровь, а Эмма делает зазоры между пальцев, встречаясь с моим взглядом.

— Хочешь продолжить?

— Нет, — слишком быстро выдаёт она.

— Тогда завтрак, и я увезу тебя к Шону.

Эмма убирает руки от лица и без шуток отрезает.

— Я поеду

с тобой.

— Для чего?

— Потому что я хочу быть с тобой. Потому что я виновата.

— Мы не будем это обсуждать, — сползаю с кровати и поднимаю футболку с пола, вновь натягивая её на тело.

Она торопится встать следом. Расставив кулачки по бокам, девушка награждает взглядом, словно он способен заставить меня передумать.

— Почему не будем?

— Потому что ты никогда не будешь расхлебывать кашу, которую заварил я.

— Мы вместе её заварили!

— И что? Я способен решить свои проблемы сам.

— Почему ты такой принципиальный? Почему не можешь дать слабину?

— Я такой, какой есть.

— Тогда почему ты вмешиваешься в мои?

— Потому что должен.

Эмма тыкает пальцем мне в грудь, и кажется максимально устрашающе милой, насколько это вообще возможно.

— Нет, не должен, — твёрдо заявляет она. — Ты ничего не должен был знать. Ничего не должен был видеть.

— Я знаю и видел. Уже ничего не изменить.

— Может, нам лучше взять паузу?

— О, да, конечно. Ничего нет, чтобы брать паузы.

Эмма открывает рот. Её грудь начинает вздыматься, словно подступает ярость. Но она сокрушает меня краткостью, а не агонией крика.

— Ты прав.

— Что это значит?

— Ничего нет.

Качаю головой и улыбаюсь.

— Обожаю вашу женскую мудрость, к которой вы приходите, руководствуясь глупостью. Нет никаких причин для пауз, времени подумать или как там всё это называется. Есть то, что я могу решить самостоятельно. Я мог остаться, но не сделал этого. Я принял решение пойти за тобой, значит, отвечаю за своё решение сам. Это моя ответственность. Ты не звала с собой и не просила помощи. И ты должна понимать, что не будешь той, кто будет оправдывать мои действия.

— Я не хотела оправдывать тебя. Я просто хотела пойти с тобой.

— Хотела? — интересуюсь я, вытягивая из ящика джинсы. — Уже перехотелось?

— Хочу!

Стягиваю шорты и киваю.

— Хорошо.

Эмма следит за каждым движением, которое делаю, пока в моей голове крутятся сладкие воспоминания о ней несколько минут назад. Я действительно рад, что так получилось, но теперь изо дня в день буду издеваться над самим собой, вспоминая её подо мной. И Эмма позволяет фантазиям раскрываться в новом виде. Она не спешит прикрываться руками, а продолжает держать кулачки по бокам. Было достаточно, чтобы волосы встали дыбом, разум сдался, а в память врезались воспоминания. Да, именно об этом я могу пожалеть. Я желаю её каждой клеточкой души и тела, но не дал себе зайти далеко. Алестер прав, иногда лучше не думать. Почему и зачем я думал?

Беру блузку с комода и помогаю девушке сунуть в неё руки. Не тороплюсь застегнуть пуговицы, кладу ладони на талию и провожу по изгибам.

— При всей мягкости, ты ужасно нетерпеливая, — улыбаюсь я.

Эмма недобро сверкает глазами.

— И злая, — добавляю следом.

— Я не злая!

— Почти.

Поднимаю её подбородок и прижимаюсь к губам. Эмма сдаётся. Напряжение сменяется на расслабленную позу. Она кладёт ладонь на щеку и отвечает на поцелуй. Это не тот поцелуй, что был на кровати. Он наполнен нежностью, приятно кружит голову, где-то отголосками пробуждает желание, но остаётся сдержанным.