Выбор
Шрифт:
— Неужели ничего нельзя сделать, — хриплю ей в губы, а сам мну тело, словно пытаюсь убедиться, что она реальна. Что она все еще со мной.
— Уже ничего. Я пыталась, честно.
И ее это признание, подтверждение того, что я теряю, просто выбивает всю дурь. Забываю обо всем. Начинаю перебирать в голове варианты, строю планы и тупо молюсь. Всем божествам, всем нечестивым прислужникам сатаны. Я готов поверить во что угодно.
Пол года. Они были прекрасны и ужасны одновременно. Это время вместе. Та крупица, что была нам дарована. Иногда думаю, что это наказание.
Не хотел думать как я буду, когда она уйдет. Она пыталась, думала что это поможет. Но не помогло. Ее уход это рак моего мозга!
— Я больше не могу, это невыносимо. Я знаю, что не вправе тебя просить, но больше некого.
— Нет, нет. Нет, любимая, я прошу тебя, не вынуждай. Это выше меня, я не смогу.
— Ты сможешь. Только ты и сможешь.
Она сидит в теплой воде, поджав колени. Начала стеснятся своего тела. Казалось, что она тает на глазах. Вес достиг критических 43 кг. Но меня не волновало то как это выглядело, она оставалась для меня самой любимой желанной и красивой.
Новые кровоподтеки появлялись на теле каждый день. Я знал, что ей больно. Я видел ее слезы и слышал как она стонет по ночам.
Никакие препараты не помогали. Разве только их количество. Но доза была, итак, максимальной. Если добавить еще, то хрупкое сердце моей хрустальной вазы не выдержит. А вместе с ним и мое.
— Гордей, мне больно! Если не ты, я сама, — она захлебывается воздухом, видно, что каждое слово дается ей с трудом. Это конец, я понимаю это.
— Хорошо, — говорю это, но ей, не себе. Тянусь к ней, прижимаю ее влажное тело к себе, тяну запах, она всегда пахла по-особенному. Ощущаю боль, нашу общую. Ей ведь тоже придется меня отпустить, не только мне. Впервые даю волю эмоциям и не сдерживаю слезы. Да я мужик, но сейчас не то время.
— Я люблю тебя, — шепчет не прекращая плакать, и сжимает руку. Так сильно, что я еще долго ощущал ее касание. Это было лучшим прощальным подарком.
Не помню, что там было после похорон. Словно стерли все записи. Небольшие вспышки: менты, допросы, палаты, уколы и все по кругу. Терапия была ужасной. И я не про условия, вообще плевать где ты и кто тебя окружает. Суть в том, что ты проживаешь все самые яркие моменты снова и снова, переживаешь боль потери до того момента пока все чувства не притупляются. Тебе становится похер на то, что было таким важным. Галоперидол вымывает из твоего организма все.
Как говорят врачи, можно начинать жизнь с чистого листа. Только вот лист не белый, все иначе. Из тебя выкачали всю радость.
Год после больницы я прожил пытаясь выстроить новую жизнь. Закончил с ремонтом в спальне, внес свои коррективы. Стены, что остались неокрашенными я замазал черным. Белого мне хватило.
Последние пару месяцев в больнице я уже был в сознании. Меня хоть и перевели в отделение с более спокойными соседями, но интерьер от этого не изменился.
Сменяющиеся потоки людей, которым зашла история Летнего лагеря для взрослых разбавляли мои серые будни. А когда появился типо-брат я не стал противиться. Привык к толпе. Вникать
Казалось я выкарабкался. Смог оставить все в прошлом. Но нет! Не помню момента когда начали появляться копии. Ее копии. Каждая проявляла интерес, их тянуло меня ко мне как магнитом. Словно кто-то играл на моем горе. Казалось это никак меня не трогает, но я ошибался. Очень сильно ошибался.
Провалы в памяти. Глючило жестко. Я видел то, чего быть просто не могло. Я понял, что что-то идет не так, когда проснулся у залива весь в крови. Лицо было расцарапано, а в руке цепочка. Я видел ее раньше, но не помню где именно. Она женская.
А потом новости. Исчезновение. Еще одно. И все это вело ко мне. Каждая из пропавших заканчивал тем, что связывалась со мной. Их влечение сгубило бедняжек.
Снова сдаваться? Признаваться? Еще одного колеса пыток я не выдержу. Лучше сразу к стене.
Медитации начали помогать. Никаких незнакомок с рыжими волосами не появлялось. Ни реальных не вымышленных. Думал отпустило.
А потом она. Был уверен, что приход словил. Поэтому и топил. Жадно пытался избавиться от больной фантазии. Но она оказалась слишком реальной.
Закипаю. Злюсь на самого себя и на кукловода, что забавляется надо мной. Словно они были обе созданы на одном блядь заводе. Узнаю ее ближе, наблюдаю. И мне даже кажется, что ее эта манера общения, грубость и бунтарство оттолкнет меня. Ведь она полна ее противоположность. Но нет. Наоборот.
Глава 14. Самый страшный кошмар
Так холодно. Открываю глаза не сразу. Пытаюсь нащупать одеяло или плед. Не хочу просыпаться, еще немножечко подремать не будет лишним.
Небо. Мрачное и тяжелое. Я что на улице? Хотело было подскочит, но голова оказалась тяжелой. Все поплыло и потеряло четкость. Пальцы уткнулись в сырую землю в попытке прекратить головокружение и притормозить. Удалось не сразу. А потом я почувствовала пристальный взгляд. Кто-то таращится прямо в мой затылок.
Поворачиваюсь слишком резко, для человека, что только пару секунд как пришел в себя и тормознул крылатые качели.
Никого. Ни одной живой души. Даже птицы не летают. Лишь гигантских размеров тополя. Погодите! Тополя!
Я наконец посмотрела на все то, что меня окружает. Не на отдельные детали, что притягивали мое внимание по очереди, а картину целиком. Но как такое возможно?
Тополя, мох, особняк и тени.
Фак!
Это все точно как на той картине.
Но как?
Как я сюда попала и что это за место?
Пахло тут так же неприятно. Сыростью и плесенью. Если такие ароматы на улице, на свежем воздухе, то что же внутри?
Я ведь не пойду в этот дом оценивать качество ремонта? Это все выглядит как в самом страшном моем кошмаре, что рисует подсознание с самого детства.