Выбрать свободное небо
Шрифт:
— Тереза, — он поймал ее руку, притянул эту невозможную женщину к себе, заставил смотреть ему в глаза, — объясни мне, чтобы я понял и успокоился…
— Володя, — она отвела глаза, — мне стыдно. Стыдно от того, как я обошлась с тобой. Стыдно за те слова, что я говорила. Ты не заслужил ни одного из них. Я должна была их сказать другому человеку. Сегодня я их сказала. Прости, я сожалею…
— Поди ты к дьяволу со своими сожалениями, — рявкнул он, отшатываясь, — я всегда считал, что настоящая, искренняя любовь не может не найти
— Увы, — прошептала она в ответ на его крик.
— Значит, ты просто-напросто не смогла полюбить меня? Странно, мне казалось, что моя любовь взаимна.
— Володя… Я просто не знаю, что я чувствую к тебе. Это слишком сильно. И слишком больно. И слишком противоречиво. Одной проще. Спокойнее. Прости, мне жаль, что так вышло…
— Я уже сказал, ты можешь оставить свою жалость при себе!
— Может быть, — прошептала она так тихо, что он еле расслышал, — та женщина, которую ты полюбил, погибла в больнице?
— Хватит нести чушь в стиле своих романов! — закричал Владимир. — Хватит подменять реальность своим бредом! Тереза, ты заигралась! Ты дошла до того, что расписала свою жизнь — и мою заодно, как жизнь своих персонажей!
— Может быть. Там все было ясно и понятно. И там я была хозяйкой, режиссером. А тут…
— Отпусти себя, — он вдруг стал обнимать ее, тормошить, трясти, — отпусти себя на волю. Не просчитывай. Не создавай мотиваций поступкам… Просто живи! Смейся, плачь, люби, ненавидь, доверяй…
— Доверяй? — закричала она, вырвалась из его объятий и вскочила на ноги на другой стороне кровати. — Доверяй! А яркая картина на тему «Как провел лето с прекрасными дамами актер Владимир Зубов» не в счет?
— А в чем ты меня можешь упрекнуть? — заорал он ей в ответ. — В чем ты имеешь право меня упрекнуть?!
— Ты прав, — внезапно своим обычным спокойным тоном ответила Тереза, — ты прав. Ни в чем.
Они помолчали.
— Ты хотел ехать, — произнесла она через какое-то время, — перед дорогой надо поесть. И кофе выпить.
Глава двадцать восьмая
Владимир вздохнул с облегчением, когда ворота этого дома закрылись за ним. С чувством выходящего из тюрьмы преступника он поглядел на поднимающийся шлагбаум у границы дачного поселка.
Потом посмотрел на часы — и удивился. Была всего половина второго ночи, а он-то ждал рассвета, был уверен, что уже утро…
Зубов включил встроенный навигатор. Обрадовался, что из леса, обступившего машину, можно выехать. Как только он почувствовал под колесами устойчивую дорогу, втопил педаль газа — и все дорожные проказы прошлого, о которых он упоминал при Терезе, показались незначительными и невинными…
Владимир уезжал из этого призрачного, непонятного города, где правильность параллелей и перпендикуляров улиц противоречила нереальности происходящего.
Он отправлялся в шумную, суетную Москву. Сочетающую несочетаемое, но при этом понятную. И он был счастлив этим.
Как хорошо, что на месяц про все эти жестокие любовные странности можно забыть. Он едет, чтобы включиться, наконец, в репетиции «Маленьких трагедий» и несколько недель никуда, кроме театра, ездить будет не надо. Нужно сосредоточиться на премьере. И лишь на ней.
Машина выскочила на кольцевую и полетела по направлению к Московскому шоссе. Зубов чуть сбавил скорость перед постом ДПС и черной безумной стрелой понесся дальше. Прочь, прочь отсюда…
Владимир не замечал ни колеи под колесами, ни выбоин отвратительной дороги. Ни своей скорости, ни слепящего, дергающегося света встречных машин.
И вдруг понял, что не доедет, что случится что-то страшное, непоправимое. Ему явственно привиделась вдруг его машина — перевернутая, искореженная, жалко лежащая кверху брюхом… Но эта картина не испугала его. Она притягивала своим ужасом, и Владимир был уже готов погрузиться в нее целиком, когда в салоне зазвенел телефон. Зубов вздрогнул и очнулся.
Посмотрел на стрелку спидометра: м-да, что-то он увлекся. Потом обратил внимание на состояние дороги и кромешную тьму вокруг… Сбавил скорость. Ему показалось, что машина вздохнула с облегчением. Или это был он сам? Потом он понял, что телефон не перестает звонить. Владимир нажал кнопку на руле, и умная техника сделала так, чтобы он мог по громкой связи разговаривать с кем-то, кому тоже не спалось в этот час.
— Да, — резко ответил он. Резко именно потому, что знал, кто звонит.
— Прости, мне показалось, с тобой не все в порядке, — точно, это была Тереза.
— Угу, — буркнул он, — я в пути. Еду в Москву.
— Прости, что побеспокоила. Какие-то странные мысли… Я так и не смогла заснуть.
— А я вот, похоже, почти заснул за рулем под свои мрачные мысли…
— Вот этого не надо! — тревожно откликнулась Тереза.
— Сам не хочу, — отозвался Зубов, постепенно приходя в себя. Мрак в душе никуда не делся… Лишь спрятался поглубже, но жить дальше с этим было можно.
— Как ты?
— Меня бросила любимая женщина. Еще летом. Я не могу ее забыть.
— Ну, сейчас, положим, ты сам уехал, — И он понял, что Тереза раздраженно поморщилась.
— А вообще-то все хорошо… — Зубов пошарил в бардачке, изыскал там сигареты, закурил. — Меня бросила любимая женщина, — повторил он уже дурашливым тоном. — И я один теперь, неприкаянный. На этой проклятой дороге…
— Нельзя так говорить, когда ты в пути, — резко оборвала его Тереза.
— А как нужно?
Он услышал, как загудел чайник, как она чем-то зашуршала.
— Нужно любить дорогу, — ответила она. — Все те километры, которые расстилаются перед тобой, должны быть в радость…