Выбрать волю
Шрифт:
— Я просто подумала, — упорно разглядывая собственные обёрнутые в покрывало колени, выдала великую тайну она, — что, возможно, ну... понимаете, может быть... мне показалось, что... — он терпеливо пережидал это нагромождение защит и не торопил, поэтому она, наконец, собралась с силами: — Ну, в том смысле, что... может, у нас и в самом деле может получиться... счастливый брак, да? — она поморгала и, раз уж главное было сказано, разоткровенничалась. — Ну, в том смысле, что, мне показалось... нет, я понимаю, что вы не были искренни, но вы хотя бы изобразили, что влюблены... и потом...
И с удивлением обнаружила яркую и неприкрытую улыбку, в которой не было ни грамма насмешки, и тем более гнева или презрения. Напротив, всё его хмурое лицо расслабилось, уголки глаз хитро сощурились, придавая взгляду непривычное доброе выражение, и ей вдруг вспомнилось, что точно так же он уже улыбался ей — тогда, в её саду, — и что ей ещё тогда подумалось, что он словно становится совершенно другим человеком.
Удивлённо поморгав, она снова смутилась и почти обиженно спросила:
— Почему вы так улыбаетесь? Я настолько смешна?
Он мягко рассмеялся и возразил:
— Ни капли. Просто это самое приятное, что я услышал от тебя за сегодня, солнечная.
Она устремила на него испытующий взгляд, пытаясь понять, не шутит ли он над ней, но он, и в самом деле, выглядел более чем довольным. Поза его стала открытой; ранее скрещенными руками теперь он опирался на кровать позади себя, а уж с этой яркой улыбкой и вовсе выглядел... почти безобидно, если не брать в расчёты то, что выше пояса он был полностью обнажён и охотно демонстрировал все свои грозные шрамы и татуировки.
Посмотреть, кстати, было на что.
И не только в плане узоров.
Она несмело улыбнулась, и он расшифровал свою мысль:
— Ты говоришь, что выбрала меня, потому что надеялась, что мы сможем полюбить друг друга. Но я ведь уже люблю тебя, солнечная, — рассмеялся он. — получается, ты сказала, что надеешься, что ты полюбишь меня, — его улыбка светилась неподдельным счастьем. — Хороший повод порадоваться, как по мне. — Он даже совершенно несолидно поболтал ногой в воздухе и добавил: — Вот с этой причины и стоило начинать. А то как заладила: ах, растерялась, ах, испугалась... — передразнил её он, блаженно жмурясь.
Она ещё поморгала растерянно, дивясь перепадам его настроения.
Он, заложив руки за голову, откинулся на кровать на спину и рассмеялся.
Кажется, мир начал налаживаться.
Глава тринадцатая
Эсна с некоторым облегчением перевела дух. Обвинения в шпионаже, признаться, напугали её даже сильнее, чем супружеская близость. Второе, во всяком случае, не грозит твоей семье пытками и смертью.
Как оказалось, расслабилась она рано, потому что владыка, хоть и взял передышку от допроса, останавливаться не собирался. У него ещё было, что выспросить.
Поулыбавшись ещё немного тому,
Резко сев, он снова обернулся к ней и пронзил её острым испытующим взглядом. У Эсны аж дыхание перехватило: кажется, гроза вовсе не миновала, и ей стоит ждать новых неприятностей.
Означенные неприятности ждать себя не заставили; владыка вновь вернулся к язвительному тону и задал новую тему:
— Итак, раз мы всё-таки выяснили, что ты умная женщина, которая вполне способна раскрыть рот и сказать, что её беспокоит, то давай-ка разберёмся с ещё одним вопросом. — Он мрачно окинул взглядом съёжившуюся жену, усиленно прятавшуюся под покрывалом — его страстных порывов несчастное платье не выдержало, поэтому покрывало было необходимым для неё аксессуаром. — Почему ты не хочешь близости со мной? — взял он резко быка за рога.
Эсна аж рот приоткрыла от удивления. Вопрос показался ей не то чтобы грубым, а попросту нелепым. Он был сформулирован так, будто бы Грэхард полагал, что она по умолчанию должна этой близости желать, и что у неё должны быть какие-то веские причины, чтобы это желание отвергать.
Честно говоря, да, Грэхард именно так и полагал; но Эсне было неизвестно, что там творится в его голове, поэтому она подумала, что он над ней издевается.
— Солнечная? — нетерпеливо поторопил её с ответом он, желая поскорее разобраться с этим вопросом, устранить неожиданно возникшие препятствие и таки добраться до вожделенных радостей плоти.
У Грэхарда в голове картина была выстроена вполне логично. Должна быть конкретная простая причина, по которой дело пошло не по плану, нужно эту причину выяснить и устранить, и продолжить выполнение плана с того места, на котором он был прерван.
У Эсны же в голове всё запуталось. Она не понимала, какого ответа от неё ждёт Грэхард, и как вообще найти ответы на вопросы такого свойства.
— Я... — прокашлялась она, под его горящим нетерпением взглядом понимая, что молчать дальше не стоит, и лучше сказать хоть какую-то глупость, чем не сказать ничего. — Я, право, в растерянности, грозный повелитель. Я... не могу уловить смысла вашего вопроса.
Грэхард медленно моргнул и выбрал самый нелепый способ прояснить ситуацию: повторил первоначальный вопрос слово в слово. Но зато медленно и делая ударения интонацией, которые только добавляли вопросу грозности, но ничего не проясняли:
— Почему. Ты. Не хочешь. Близости. Со мной. — Напирая на каждое слово, попытался он донести до неё предмет своего интереса.
Эсна похлопала ресницами.
Понятнее не стало, а вот страшнее — да. В своём стремлении донести суть своих мыслей доходчиво владыка навис над нею и теперь пялился на неё самым мрачным и грозным образом, что никак не способствовало её душевному спокойствию. Но тут она вполне удачно вспомнила его же совет — открыть рот и сказать — и с воодушевлением решила, что это как раз удобный случай показать, что она вполне способна на подвиги подобного рода.