Выдающееся произведение марксистско-ленинской философии
Шрифт:
— Пусть будет так.
До бесконечности медленно тянулась ночь. Рид не мог уснуть не давали покоя словно взбесившиеся москиты, мешала оглушающая какофония звуков, висевшая над джунглями. Время от времени он подбрасывал в костер сухие ветви, и тогда высоко взметнувшиеся языки пламени освещали фигуры Розеллы и Каппелмана. Рид закурил новую сигарету и вполголоса ругнул москитов. Розелла спала спокойно, Каппелман же все время ворочался — его мучила нога. Рид подошел к нему. Белое как полотно лицо немца покрывали капли пота. Внезапно он что-то забормотал, мешая немецкие, английские и испанские
— Что случилось, сеньор?
— У Каппелмана начался бред.
Девушка взглянула на мокрую тряпку, которую он держал в руках.
— Дайте мне. Я посмотрю за ним, а вы ложитесь спать вам нужно отдохнуть.
Рид покачал головой.
— Бесполезно. Я не могу уснуть. Лучше я помогу вам.
Они подошли к Каппелману. Тот по-прежнему что-то бормотал.
— Что он говорит? — спросил Рид.
Розелла пожала плечами.
— Ничего. Набор слов.
— О чем?
— Ни о чем. Бессмысленный набор слов.
Рид наклонился и Каппелман взглянул на него, но Рид понял, что он его не видит.
— Ему плохо.
Розелла кивнула.
— Пойду поищу аптечку, — сказала она и направилась к самолету.
Некоторое время Каппелман лежал молча, но вскоре отчетливо заговорил по-английски:
…Мы все равно победим… Да, да, Джилингхем, мы победим… Они никогда не узнают… Теперь мы начнем пожинать плоды… Уже скоро… — Он помолчал и продолжал: — Как приказано, Корт… Я связался… Я связался с вашим новым человеком… Алло, Корт… Я сказал им…
Говоря это, Каппелман не сводил с Рида глаз. Постепенно в его взгляде появилось осмысленное выражение.
— Где я? — спросил он.
Там же, где были. Лежите спокойно.
— Где Розелла?
— Ищет аптечку.
Каппелман схватил Рида за руку.
— Я долго был без сознания?
— Несколько часов.
— И разговаривал в бреду?
— Разговаривали?
— Да, да! Разговаривал?
— Нет.
— Лжете!
— Вы несли какую-то чушь.
— О чем?
— Я не понял.
Каппелман слабо улыбнулся, и Рид подумал: «Вот так, наверное, улыбаются акулы».
— Я еще поправлюсь.
— Несомненно, если не будете двигаться.
— Принесите кофе.
Рид подошел к костру; Розелла уже была тут.
— Аптечки я не нашла, она не сохранилась, — сообщила девушка и посмотрела в сторону Каппелмана.
— Он просил кофе и беспокоится, не сказал ли в бреду чего-нибудь лишнего.
— Беспокоится? Напрасно. Вы вообще-то владеете испанским или немецким?
— Немецкого почти не знаю, а испанский понимаю, но плохо.
— Ничего, как-нибудь научитесь, — улыбнулась девушка и вдруг уставилась расширенными глазами туда, где высился фюзеляж самолета. Там неподвижно стояло несколько индейцев. Ничто в их поведении не выдавало враждебности. Один из них выступил вперед, спокойно подошел к Каппелману и что-то спросил у него. И тут произошло непоправимое. Зло бросив в ответ несколько слов, Каппелман вскинул руку с пистолетом и выстрелил. Рид успел только заметить, как к немцу ринулись остальные индейцы, снова прозвучал выстрел, потом сильные руки обхватили его самого и чьи-то пальцы сжали его горло. Он задохнулся и потерял сознание.
Когда Рид пришел в себя, первой его мыслью была мысль о том, что он жив. Он попытался подняться, и это ему удалось,
Рид пошарил в карманах, нашел спички и зажег одну из них, однако слабый язычок пламени быстро погас. Медленно обходя площадку, где разыгрались недавние события, он уже добрался до обломков самолета, когда услышал странный шорох. Ему показалось, что этот звук донесся откуда-то с ближайшего дерева. Он чиркнул спичкой, взглянул вверх и увидел почти рядом со своим лицом плоскую, копьевидную голову большой змеи. Вскрикнув, Рид выронил горящую спичку и тут же отпрянул: спичка упала в лужу бензина, мгновенно вспыхнувшее пламя, извиваясь, поползло к фюзеляжу и уцелевшему крылу самолета. Не прошло и минуты, как огонь охватил обломки машины. Еще несколько мгновений спустя раздался взрыв, горячая волна швырнула Рида на землю, но он вскочил и отбежал в сторону. Где-то в самом центре бушевавшего пламени начали рваться ракеты, и Рид, наблюдая, как в глубине гигантского костра вспыхивают разноцветные молнии, с отчаянием думал, что там вместе с ракетами сгорает его последняя надежда на спасение.
При свете постепенно угасающего зарева Рид вернулся к тому месту, где его застало появление индейцев, и только теперь обнаружил Каппелмана. Он был мертв. Рид вынул из его крепко сжатой руки пистолет и осмотрелся. В нескольких ярдах от себя он увидел жакет Розеллы, но сама она исчезла. Никогда еще за последние часы Рид не чувствовал себя таким заброшенным и беспомощным. Искать Розеллу было бесполезно — он сразу потерялся бы в джунглях. Вернувшись к Каппелману, он взял у него из карманов бумажник, паспорт и несколько туристских чеков. Все это, как и жакет Розеллы, Рид сложил в портфель Каппелмана, потом сел и стал ждать рассвета или смерти, испытывая безразличие и к тому и к другому.
Прошел еще день. Рид с искусанным москитами, опухшим лицом нашел недалеко от тлеющих обломков самолета несколько банок с консервами, но открыть их не мог. В полдень он побрел к протекавшему поблизости ручью утолить жажду и тут, несколько успокоенный холодной водой, вспомнил одно из основных положений географии, гласившее, что все или почти все ручьи впадают в реки. Значит, перед ним лежала «тропа» к одной из рек, к спасению? Он осмотрел пистолет Каппелмана, вернулся на площадку и взял портфель. Рид охотно оставил бы его тут же, рядом с его владельцем, но как он докажет тогда правдивость своего рассказа? Он снял с фуражки одного из членов экипажа авиационную эмблему и отправился вниз по течению ручья.
Идти было трудно, иногда приходилось опускаться на четвереньки и ползком пробираться сквозь высокий кустарник, зеленым сводом нависавший над ручьем. Чем дальше, тем глубже и шире делался ручей, и к концу дня Рид оказался на берегу большой реки. Но он сразу понял, что конец его мучениям еще не наступил. Нечего было и думать о том, чтобы двигаться дальше вдоль берега, покрытого непроходимыми зарослями. Спуститься вниз по реке он тоже не мог: где бы он нашел лодку?
Рид обнаружил поблизости песчаную отмель и решил провести там ночь. Он собрал кучу валежника, разжег костер и, несмотря на голод, многочисленные царапины и укусы москитов, задремал, просыпаясь лишь для того, чтобы подбросить в огонь веток.