Выдающееся произведение марксистско-ленинской философии
Шрифт:
Несколько мгновений бельгиец, не мигая, смотрел на него. За время, проведенное в студии, он уже успел убедить себя, что англичанин — обычный клиент, который хочет водить автомобиль в Англии и по каким-то личным целям прикинуться стариком во Франции. Может, для того, чтобы контрабандой переправить наркотики или алмазы из тихого рыбного порта Бретани в Англию.
— Я вас понял, месье.
Выйдя на улицу, англичанин отошел на приличное расстояние от фотостудии, прежде чем поймал такси. В «Амиго» он приехал уже за полночь, заказал в номер холодного цыпленка и бутылку мозельского, поужинал, помыл голову, чтобы избавиться от последних остатков грима, и лег спать.
Утром следующего дня, 22 июля, он выписался из отеля и поездом «Брабант экспресс» отправился в Париж.
Тем
Первое содержало краткий обзор информации, полученной бюро R3 (Западная Европа) от постоянного резидента в Риме. В нем сообщалось, что Родин, Монклер и Кассон все еще сидят на верхнем этаже отеля и их по-прежнему охраняют восемь человек. Они ни разу не выходили из здания с тех пор, как поселились там 18 июня. R3 направило в Рим дополнительных агентов, чтобы держать отель под круглосуточным наблюдением. Инструкции из Парижа оставались неизменными: следить, но не предпринимать активных действий. У главарей ОАС, засевших в отеле, установился определенный порядок общения с внешним миром (см. депешу римского резидента R3 от 30 июня). Курьером являлся Виктор Ковальски.
Полковник Роллан раскрыл толстую папку, лежащую на столе справа от него, рядом с гильзой от 105-миллиметрового снаряда, выполняющей роль пепельницы и до половины наполненной окурками. Его глаза пробежали депешу R3 от 30 июня, остановившись на искомом абзаце.
Каждый день, указывалось в нем, один из охранников покидал отель и отправлялся на главный почтамт Рима. Там одна из ячеек «до востребования» была зарезервирована на фамилию Пуатье. ОАС не взяла отдельный ящик с ключом, вероятно, из опасения, что его вскроют. Вся корреспонденция для главарей ОАС адресовалась Пуатье и оставлялась у дежурного клерка. Попытка агента R3 подкупить его провалилась. Клерк доложил начальству, и его заменил непосредственный руководитель. Существовала возможность досмотра почты Пуатье итальянской тайной полицией, но инструкции, полученные из Парижа, запрещали сотрудничество с итальянцами. Подкуп почтового клерка не удался, но продолжался поиск выхода на документацию оасовцев. Каждый день корреспонденция, поступающая ночью на почтамт, передавалась охраннику, в котором опознали Виктора Ковальски, в прошлом капрала Иностранного легиона, служившего в Индокитае под началом Родина. Ковальски предъявлял поддельные документы на фамилию Пуатье или письмо, подтверждающее его право на получение корреспонденции. Если Ковальски хотел отправить письма, он ждал у почтового ящика в главном зале, опускал их за пять минут до выемки почты, а затем дожидался, пока всю корреспонденцию, вынутую из ящика, не уносили на сортировку. Попытки вмешаться в процесс отправки или получения корреспонденции ОАС связаны с применением насилия, что запрещено Парижем. Иногда Ковальски звонит по междугородному телефону, но узнать номер, по которому он звонит, или подслушать разговор не удалось.
Полковник Роллан закрыл дело и взял второе из поступивших в то утро донесений. Полиция Метца сообщала о задержании в баре в ходе обычного рейда по проверке документов мужчины, который в завязавшейся драке чуть не убил двух полицейских. Позднее в полицейском участке по отпечаткам пальцев его опознали как дезертира Иностранного легиона, Шандора Ковача, венгра по национальности, покинувшего Будапешт в 1956 году. Как следовало из справки парижской полиции, известного оасовского головореза, разыскиваемого в связи с убийствами полицейских в Алжире в 1961 году. По этим же делам разыскивался и бывший капрал Иностранного легиона Виктор Ковальски.
Роллан нажал кнопку внутренней
— Принесите мне личное дело Виктора Ковальски. Немедленно.
Дело принесли из архива через десять минут, и полковник еще час изучал его, раз за разом возвращаясь к одному и тому же абзацу. А когда многие парижане спешили на ленч, созвал небольшое совещание, пригласив в кабинет личного секретаря, графолога из отдела документации, расположенного тремя этажами ниже, — и двух здоровяков из своей преторианской гвардии.
— Господа, — объявил он, — с помощью одного человека, хотя сейчас его нет среди нас и едва ли он добровольно согласится выполнить нашу просьбу, мы должны составить, написать и отправить письмо.
Глава 5
Поезд Шакала прибыл на Северный вокзал перед ленчем, и на такси он поехал в небольшой, но очень уютный отель на улице де Сюрен, отходящей от площади Мадлен. Хотя по классу этот отель уступал «Д'Англетеру» в Копенгагене или «Амиго» в Брюсселе, у англичанина были причины на то, чтобы остановиться в более скромных апартаментах. Во-первых, он намеревался пробыть в Париже более длительное время. Во-вторых, по сравнению с Копенгагеном и Брюсселем возрастала вероятность встречи с кем-то из тех, кто знал его в Лондоне под настоящей фамилией. На улице он чувствовал себя увереннее в черных очках, мешающих опознать его, к тому же они выглядели вполне естественно в ярком солнечном свете бульваров. Куда большей опасности подвергался он в фойе или коридорах отеля. Менее всего хотел он услышать: «О, как я рад вас видеть», — с последующим упоминанием его настоящей фамилии в присутствии портье, записавшим его в книгу регистрации под фамилией Даггэн.
Находясь в Париже, Шакал старался не привлекать внимания. Жил тихо, завтракал в номере. В гастрономическом магазине на противоположной стороне улицы он купил банку английского мармелада и попросил горничную, чтобы мармелад приносили ему на завтрак вместо каждодневного джема из черной смородины.
Вежливый с обслуживающим персоналом, при встречах он произносил лишь несколько слов по-французски с резким английским акцентом и улыбался, когда обращались к нему. На вопросы администрации он неизменно отвечал, что всем доволен и не имеет никаких претензий.
— Месье Даггэн, — как-то сказала портье хозяйка отеля, — чрезвычайно любезен, настоящий джентльмен, — и портье полностью с ней согласился.
Днем Шакал уходил из отеля, как и все туристы. Он сразу же купил карту Парижа и, сверяясь с маленькой записной книжкой, отметил на ней места, где хотел бы побывать. Туда он и отправлялся каждое утро, отдавая должное архитектурным достоинствам одних и исторической известности других.
Три дня он кружил вокруг Триумфальной арки или сидел на террасе кафе, разглядывая монумент и верхние этажи и крыши домов, окружающих площадь Звезды. Всякий, кто следовал бы за ним в те дни (никто об этом и не помышлял), не мог бы не отметить, что у месье Османа [7] появился еще один тонкий ценитель. Да и кто мог подумать, что элегантный английский турист, потягивая кофе и любуясь величественными зданиями, прикидывает в уме границы сектора обстрела, расстояния от верхних этажей до Вечного огня, мерцающего под Аркой, и шансы спуститься незамеченным по пожарной лестнице, чтобы раствориться в толпе.
7
Жорж Осман, префект Парижа, известный градостроитель XIX в.
Проведя три дня на площади Звезды, он посетил кладбище мучеников французского Сопротивления в Монвалерьен. Шакал прибыл туда с букетом цветов, и служитель, тронутый уважением, проявленным англичанином к его соотечественникам, участникам Сопротивления, оказал ему особое внимание. Служитель не замечал, что взгляд гостя постоянно скользит от входных ворот к высоким стенам тюрьмы, мешающим обзору двора с верхних этажей соседних домов. Два часа спустя он уехал, отблагодарив служителя щедрыми, но не чрезмерными чаевыми.