Шрифт:
БЛИЖЕ к вечеру лейтенанта Танкова вызвал заместитель начальника райотдела капитан Ганеев. Когда Танков вошел, Ганеев правил какой-то документ. Правил, похоже, с натугой: раскаленная лысина светила прямо в лицо вошедшему. Не отрываясь, Ганеев ткнул карандашом в сторону одного из десятка стульев. Работал Борис Иванович неспешно и - не при подчиненных будь сказано - на удивление муторно, поэтому в редкий час не сидело перед ним одновременно по два-три человека в ожидании руководящего решения, разбрасываться которыми он, к слову, не любил.
Вот и сейчас в углу у окна развалился дежурный по отделу старший
– Ну уж это-то...
– Он бросил карандаш и посмотрел на Лукьяненко. Участковый тотчас вздохнул. Видно было, что разговор долгий: и не в первый раз бросил, и не в первый раз посмотрел.- Ты чего пишешь-то? "Михеев вышел из дома. Идя по улице, его ударили по голове".
Чесноков несочувственно гоготнул.
– - Так все и было, - подтвердил Лукьяненко, с укоризной посмотрев на веселящегося дежурного.
– - Так и было, - передразнил Ганеев.
– Это ж процессуальный документ. Тебя грамоте-то учили?
– - Я без высшего.
– - Десятилетку же кончал?
– - Это да.
– Лукьяненко повздыхал. Вспомнил, видно, как кончал школу. Три года назад тридцатитрехлетнего ударника-тракториста Василия Лукьяненко совхоз в порядке почина рекомендовал на работу в органы внутренних дел. Почин поддержали, и вот уже три года ходит Василий Сергеевич в кожаной куртке сельского участкового. Оружием, правда, не балуется - чего нет, того нет, - и табельный "Макаров" пылится в домашнем сейфике, ключ от которого хранит самый бесстрашный человек в поселке - жена Василия Сергеевича. Поговаривали, что и отдельные постановления писаны вроде как женской рукой, но руководство на злые эти наветы не реагировало: хоть и никакой участковый, а где сейчас другого на такой отдаленный "куст" сыщешь?
– - Ты вот чего, Лукьяненко...
– Ганеев задумчиво повертел перечеркнутое донельзя постановление.
– А иди-ка ты отсюда. Пускай тебе твой непосредственный начальник правит. А то привыкли, понимаешь, чуть что - к руководству.
– - Так я чего докладывал, Борис Иванович.
– Изнемогший Лукьяненко охотно вытащил из-под себя влажный планшет.
– Уехал Щипачев-то. А сегодня срок по заявлению.
– - Иди отсюда, говорю, - негуманно надавил Ганеев.
– Нечего тянуть до последнего дня.
Лукьяненко аккуратно упаковал основательно потертую на сгибе пачку бумаг и, извинившись, с облегчением вышел, так, впрочем, и не поняв, зачем просидел он здесь битый час.
– - Разгильдяй. Из-за таких вот ничего за день не успеваешь, - пробурчал Ганеев, но тут же тряхнул головой и просиял добротой и отзывчивостью в сторону молодого лейтенанта: - Ну, ты как, Танков, осваиваешься в коллективе?
– - Так точно.
Работал Танков всего два с половиной месяца, стеснялся университетского "поплавка" на кителе и, словно искупая недостаток армейской выучки (прошел лишь офицерские сборы после вуза), к начальству старался обращаться исключительно уставными словами. Видно, для райотдела с его закоренелым панибратством выглядело это диковато: Чесноков, во всяком случае, поморщился.
– Планы какие?
– - Служить, товарищ капитан.
– - Похвально. Пока у нас к вам нет претензий. Ваш шеф-наставник Велин рекомендует
– - Спасибо, товарищ капитан.
– - Кстати, все хотел вас спросить. Чего так в утро тянет? Работенка-то грязная. Нет бы в следствие. Там, кстати, и единица свободная есть. И попрестижней. А?
– Благодарю, товарищ капитан.
– Танков поднялся.
– Но я бы все-таки хотел в уголовный розыск.
Некоторое время Ганеев с интересом его разглядывал.
– - А впрочем, - отмахнулся он от какой-то досаждавшей мысли, - все мы через это прошли. На сегодня планы есть?
– - Никак нет. Если что надо - готов.
– - Вот это правильный подход.
– Ганеев жестом пригласил скучающего в углу Чеснокова одобрить поведение новичка.
– Чувствуется, что проникаетесь общей задачей... Вам дежурить-то приходилось по отделу?
– - Да приходилось ему, - вмешался Чесноков.
– Со мной на той неделе дежурил.
– - Так точно, - подтвердил Танков.
– Ходил один раз помощником дежурного.
– - Опыта негусто.
– - Да сможет он, - заверил Чесноков.
– Толковый он. И верхнее образование. Да потом день-то какой- среда. Чего тут городить? Самый тихий денек.
– Чесноков, не стесняясь, зевнул.
– И до аванса три дня.
– - Тут такое дело. Танков.
– Ганеев, все еще колеблясь, пригладил потускневшее солнышко на голове.
– Не явился сменный дежурный, стервец. Может, заболел, может, несчастье какое -не знаем пока. Живет он в деревне, не дозвониться. Чесноков уж лишних шесть часов передежуривает.
– - Восемь, - не уступил двух часов Чесноков.
– - Ставить на вторые сутки не имеем права, а подменить некем. Я всю расстановку сил прикинул. Следствие, розыск, сам понимаешь, нельзя: они в опергруппу ходят. ГАИ, пожарники тоже. Участковых из района вытаскивать уже поздно. Так что придется тебе, понимаешь, до утра командовать отделом. Так сказать, вставать у руля. Справишься? Не подведешь?
– - Не знаю.
– Танков искренне испугался. В отдел он был принят сверх штата за счет должности участкового и использовался пока на подхвате. Работа дежурных, казалось бы, была спокойной. Еще бы, сутки на телефоне, двое отдыхаешь. Для милиции с ее растяжимым, как жвачка, рабочим днем вещь прямо-таки нереальная. Но это, так сказать, милицейская арифметика, а если до алгебры дойти - нет, пожалуй, более взрывоопасной точки. Несмотря на малый стаж работы, Танков такого рода жутких историй наслушался в изобилии.
– - Неужто трусишь?
– громко поразился Ганеев.
"Сейчас про Гайдара или про Павку Корчагина вспомнит", - сообразил Танков.
– И это будущий сыскарь! Да ты рваться должен на огневой, так сказать, рубеж. А Чесноков тебе все подробно объяснит. Чесноков!
– Ганеев нахмурился.
– Пока полностью в курс дела не введешь, из отдела ни ногой. Помощник у тебя опытный, - повернулся он снова к Танкову.
– Ответственный по отделу сегодня - начальник уголовного розыска. А может, еще и выйдет этот барбос. Тогда сменит.
– Ганеев поднялся, торжественно вышел из-за стола, что делал чрезвычайно редко, крепко сжал руку Танкова: - Возражений нет? Вперед, лейтенант!