Выезд на происшествие
Шрифт:
Смущенный Воробей вздыхал и переминался. Велин незаметно кивнул Танкову. Тот понял. Много раз он видел, как это делают сыщики, и теперь решил попробовать сам.
– Чего ты думаешь?
– почти заговорщически прошептал он.
– Гуляй - человек слова. Сказал - сделает. Соглашайся, пока не поздно. Смотри, потом локти кусать будешь.
Воробей, у которого, похоже, за годы общения с органами развился абсолютный слух на малейшую фальшь, презрительно не обратил на него внимания, напряженно что-то прикидывая про себя.
– Ну, надумал?
– Гуляев остановился у порога дежурной
Воробей, огорченный необходимостью расстроить уважаемого человека, удрученно покачал головой:
– - Не пойдет, Юрий Алексеевич. Резона нет. Докажешь ты там, не докажешь - еще вопрос. А только я погожу себе клетку строить. Лишняя ходка мне тоже не в радость.
– - В камеру его!
– Гуляев нашел глазами Велина, задумчиво изучавшего в зеркальце какой-то прыщ на подбородке.
– Хорош, ничего не скажешь. Еще химзавивку в салоне "Ромашка" -и можно на панель. Оформляй протокол задержания.
– - Так как же? Дело же у Рыковой. Надо б у Сергея Ильича или хоть у Ганеева подписать.
– - Я тебе подпишу!
– Гуляев выхватил бланк протокола задержания и сверху размашисто на нем расписался.
– Филиппов, обыщешь! Да смотри, чтоб после тебя бритвы в носках не обнаружилось.
– - Уж и было-то один раз, - лениво застеснялся тот.
– - Воробьев! Ты знаешь, что сегодня моей дочурке пять лет исполняется?
– - Так поздравляю.
– - И что она сейчас сидит за столом и ждет папу?.. Долго ты у меня, Воробей, будешь этот день рождения помнить.
– Он посмотрел на неловко стоящего за столом Танкова: - Я возвращаюсь в район. Будет где телефон, позвоню. Что серьезное - связывайся с дежурным по управлению, Ганеева вызови. А то он что-то все домой торопится. Начальничек, прости господи. Велин!
– Изящно изогнувшись сбоку у стола, оперуполномоченный заполнял кинутый ему бланк.
– Запомни: случись что - не с пацана, с тебя спрошу.
Не отрываясь, тот поднял сжатую в кулак левую руку.
– - Ну, будь здоров, Воробей. Удачи мне можешь не желать.
– - Отчего же? Счастливого пути, Юрий Алексеевич. В аварию не попади.
– Воробей шутил, но неловко, с натугой. Видно, жестокие гуляевские слова запали в него накрепко и уже зудели внутри, разрушая потихонечку первую линию обороны.
На улице затарахтел мотороллер.
– Опять у него цилиндр барахлит.
– Водитель дежурного УАЗа Игнатьев, как и все, прислушивался к неровному гулу.
– Как бы не застрял по грязи. По такой-то погоде. Пойду машину гляну. Совсем довели.
Отдав Танкову протокол задержания, выскочил и тотчас вбежал уже одетый в кожаное пальто Велин:
– Я на ужин. Буду звонить.
Дежурная часть опустела. Воробьев, запертый теперь в деревянной клетушке, громко именуемой камерой для задержанных, стоял, прислонившись к дверце и пытаясь заглушить в себе мысли о Гуляеве, все еще пьяный, беззлобно, со знанием дела изгалялся над молоденьким дежурным.
– Товарищ старший лейтенант, - говорил он.
– Давайте подискутируем о роли преступности в жизни нашего общества. Ведь мы как волки - санитары жизни.
Танков, уткнувшись в бумаги, не отвечал.
– - Товарищ капитан, - не унимался Воробьев, - а что вы скажете о последнем
– - Товарищ майор, - доносилось из клетушки через некоторое время.
– Я бы хотел выйти в туалет. Это мое конституционное право.
Усталость взяла свое: умолк наконец и он.
РАЗДАВШИЙСЯ в тишине звонок почти обрадовал Танкова. Чесноков оказался прав: звонили нечасто. Звонки приносили мелкие вопросы, частную информацию, изредка позванивали из района участковые, туманно сообщая о своем местонахождении. Танков неспешно уже снимал трубку и солидно, короче, чем положено, ронял:
– - Дежурный Танков.
– - Дежурный!
– закричала трубка, и Танков поднял глаза на настенные ходики, только что выстукавшие двадцать два тридцать.
– Он опять в дом стучит!
– - Да кто это?
– - С Востока, я ж говорю. Пудышина я. А он требует! Учтите, я на все пойду.
– - Вы по поводу Гусарова?
– сообразил Танков.
– Скажите, это его дом?
– - Тюрьма по нему плачет! Рано выпустили.
– - Да вы ответьте: его или нет?
– - Мало ли чего?! Мой это дом! Мне его поссовет дал. Не пущу я этого пропойцу!
– - Послушайте! Да послушайте вы!
– Танков кричал.
– Есть суд. Он все решит. Но без суда нельзя. Он же к себе домой...
– - Не пущу! Слышите? Я три года по баракам мыкалась. Только чуть выправились. Мое это! Сунется - вот те крест отчужу!
– - Надо что-то решать, - беспомощно сказал Танков. Короткие гудки разносились по помещению.
– Выезжать туда придется.
– - На чем?
– неприязненно резанул вошедший шофер.
– Бензина-то нет.
– - Как это нет?
– поразился Танков.
– Куда ж он делся? Разве вам не давали?
– - Давали, - огрызнулся Игнатьев.
– Двадцать литров на сутки не хошь? А у меня один пробег до Калугина и обратно - сто двадцать километров. Да по городу покрутился. У нас ведь все баре, пешком никто ходить не хочет, всем машину - вскочил да погнал, вот и все твои двадцать литров. В сортир бы, наверное, ездили, только вот УАЗ в коридор не пролазит.
Слушавший все это Филиппов мягко притормозил разошедшегося шофера:
– - Ладно, бензин найдешь.
– - Где ж это?
– - Да найдешь.
– Филиппов равнодушно отмахнулся, и Игнатьев, хоть и недовольный, возражать не стал: видно, и впрямь знал тот что-то существенное о тайных его возможностях.
– - Тут другой вопрос: куда ехать?
– - То есть как?
– не понял Танков.
– - Да не проехать туда. Дороги нету. Летом еще по болоту автолавка проезжает, а теперь вот, в распутицу, только на дрезине. Она туда с Центрального поселка два раза в день ходит.
– - Точно, - обрадовался Игнатьев.
– А у меня не трактор и не вертолет. Это ж машина все-таки. Думаете, если Игнатьев, так на нем пахать можно?
– - Да помолчите вы, сержант!
– неожиданно для себя резанул Танков.
– Решать же надо.
– Он провел пальцем по оперативной карте района: - Может, по шоссе до узкоколейки? А оттуда Велин с Игнатьевым по шпалам до поселка? Я бы сам, да не имею права отдел надолго оставить.