Выход из Windows
Шрифт:
В Москве он простыл, и в полете нос его окончательно заложило, уши тоже, причем, как никогда еще, перепады давления больно отзывались на его барабанных перепонках. Его знобило даже под двумя пледами, принесенными стюардессой, и та предложила ему бутылочку виски. Он взял три бутылочки водки по пятьдесят грамм. Стюардесса понимающе улыбнулась. Теперь он не чувствовал ни насморка, ни пробок в ушах. То ли водка помогла, то ли кляп: перепуганный организм сообразил, что ему лучше перебороть болезнь. Хоупек поднял голову. Первое, что он увидел в заднее стекло, были огни, целый космос огней,
"ИМПЕРИАЛ"
Алтухова, хотя и было предписано, что никто встречать не будет, встретила Ярослава Иераскова, сотрудница Интерпола, худая высокая женщина с длинными розовыми волосами и кривоватой переносицей.
– Кинстинтин?
– спросила она, подходя именно к нему возле стеклянных дверей зала прилета.
– Пидемтье до машины.
Она представилась, показала удостоверение и пошла вперед, сверкая своими длинными голенями в разрезе юбки.
– Вы не на Украине русскому языку обучались?
– спросил весело Алтухов.
– Ньет, но мой учитэл языков из Косого Рога, - объяснила Ярослава, зэйчас ми поедемо до готеля, там вы переспите, в утро ми до вас доберемось.
– Очень...
– расшаркался Алтухов, - ну, здоровенки булы тогда.
Ярослава посадила его в свою машину, они выехали на широкую свежеоснащенную трассу.
– Авеню Карела Чапека, - пояснила Ярослава, - можно поехат до Москва, туда.
Она махнула рукой в обратном направлении.
Дорога была освещена, поэтому Алтухов не видел ничего, кроме самой трассы. Разглядеть что-либо за стеной фонарей не представлялось возможным, все залила ночь. Они быстро доехали до города, переехали мост Петро Примо и резко повернули на авеню Либушина, ведущую к "Империалу".
– Здьес живал мсье, херр Хоупек, - показала Ярослава, - толко он пропал. Двер в хату была открыта, на пороге лежал newspaper, газета, ни вещей, ни следов, толко нашелся следы туфлей и раскурочон... то, что зобирайт писма и гэзет.
– Почтальон?
– удивился Алтухов.
– Уи, поштальон, - кивнула Ярослава.
– Убит - ранен?
– Нон, почтальон, - догадалась Ярослава и исправила ошибку, улыбнувшись, - коробка для писем, уи?
– Почтовый ящик раскурочен?
– Уи, уи. Вот здесь Старый город, Собор и моя праца, - Ярослава повела рукой.
"Прачечная", - решил сперва Алтухов, но когда Ярослава добавила, что они туда с ним завтра пойдут вместе, почуял подвох.
– Праца - это по-французски что?
– Это по-русски Интерпол, - объяснила Ярослава и, пропетляв еще по горным извилистым улочкам, притормозила возле шикарного отеля.
Они оставили машину на тротуаре. Отель располагался в глубине ложбины, на холме и доминировал над городом. Двумя полукружиями по обе стороны от гостиницы высились длинные мачты с государственными флагами различных стран, а ко входу в "Империал" вела освещенная маленькими яркими лампочками ковровая дорожка. Над ней, поддерживаемый мощными цепями сверху и витыми колоннами снизу, висел длинный, метров десять в длину, козырек. Прямо под козырек подъезжали машины, лакеи открывали
Алтухов почувствовал неловкость. Ему приходилось бывать в гостиницах и покруче, но всегда это было вынужденное проживание: слежка или спектакль. Теперь он не знал, кто будет платить, и боялся, что бухгалтерия ФСБ не потянет таких расходов.
Ярослава провела его в холл и попросила подождать на диване, при этом носильщик уже забрал сумку Алтухова и понес в его номер. Она быстро вернулась и предложила Алтухову подняться.
– Портеру необходимо будет дат тридцать крон, - улыбнулась Ярослава в деревянном скрипучем, как новые штиблеты, лифте, - вы маете гроши?
– Маю, я двухсотый раз за границей, но, мадам Ярослава..., не знаю, как называют даму в Чехии.
– Мадемуазель, - рассмеялась она старомодному словечку, - девушка, и я тоже не знаю девушек в Чехии.
– Яра, Ярослава, - наконец вспомнил смущенный Константин Константинович, - кто бронировал номер?
– О! Не волновайтесь, - громко воскликнула Ярослава, и у Алтухова сразу отлегло от сердца, - это дружеский жест нашего короля Ганса Хоупека. Шутка. Карла IV.
– Как?
– Ну, все хорошее, что делают подданные Чешского королевства, они делают от его имени, - философски объяснила Ярослава Иераскова и предложила Алтухову все-таки выйти из лифта.
Они прошли по широкому пустому коридору, где стены, потолок и ковер, скрадывающий звук шагов, были серого, мышиного цвета, а тусклое освещение, выхватывающее то здесь, то там картины на стенах, делало потолок еще ниже, чем он был на самом деле. "Электричество экономят", - решил Алтухов, сворачивая за угол. Возле его номера уже стоял носильщик, ждал свою денежку Алтухов незаметно, как милостыню, вынул из маленького кармашка на животе жилетки мелочь и сунул ее носильщику в белую перчатку.
– Господи, как же у вас тут все стерильно!
– вздохнул Алтухов: в этой европейской чистоте он расслаблялся, и душа его отдыхала.
– Месса в соборе Святой Магдалины, как раз в это время уже заканчивается, - заметила Ярослава, услышав про Господа, и села в кресло.
Номер был прелестен. Квадратная комната.
Справа светилась открытая дверь в ванную. Прямо напротив кровати. Кровать была покрыта толстым пушистым серым пледом с розовым узором по краю, в углу стоял шкаф. Возле окна, занавешенного плотной приглушенно-розовой шторой, стояли два кресла и столик. На столике лежала Библия на чешском языке, на обложке которой была приклеена записка на восьми языках:
"Просьба не выносить из номера".
Ярослава предварительно открыла дверцы шкафа и выдвинула полку на роликах, к которой был прикреплен телевизор. Повернула его экраном к кровати Потом плюхнулась в кресло, чуть ли не вскинув ноги выше головы, и включила "Карлсбадские новости".
– Предпочитаете немецкий или французский?
– спросила она.
– Пожалуй, французский, - Алтухов тоже уселся в кресло.
– Вот вам франкоязычный канал, а я ухожу.
Уходить?
– кокетливо спросила она по-французски, уже встав и прижав подбородок к шее.