Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
— Нет, конечно, — опроверг парнишка, но что-то мне подсказало, что он обманывал. — А куда ты вчера подевалась?
— Ходила в гости и задержалась. Не возвращаться же потемну? Переночевала у друзей.
— Я уже начал волноваться, — пояснил Радик. — Хотел бежать к тётке-вехотке.
Мысль, что кто-то переживает за мою судьбинушку, подкупила и согрела.
— Прежде чем нервировать тётечку, спроси у соседки, она живет за стенкой. Зовут Аффа. Если в следующий раз надолго удалюсь от института, обязательно предупрежу, —
— Не очень удачно, — потух он. — На слабую троечку. Дядя пожурил, конечно.
— Не расстраивайся, — поддержала я Радика. Знал бы он, каким путем досталась моя первая тройка в первую сессию. — Почему твой дядя не помогает с учебой?
— Он не видит, — пояснил Радик, — но я очень ему благодарен. Он поддерживает меня и помогает материально маме.
— Не переживай за трояк, лучшее впереди, — заверила, потрепав его по голове. — Успеешь выбиться в круглые отличники.
— Было бы неплохо. Круглякам выплачивают социалку, глядишь, и дяде станет полегче.
Трудное это дело — быть круглым отличником в ВУЗе с висорическим уклоном. Фантастически трудное, поэтому социальную стипендию получают единицы. Не сомневаюсь, что соседушка Лизбэт входит в их число.
— А где твой дядя работает? — приспросилась, уминая бутерброд.
— Ты его знаешь. Дядя Шваба, — пояснил парнишка, выскребая кашу со дна, а потом поправился: — Который архивариус, Швабель Иоганнович.
— Он же мой начальник! — я чуть не выронила изо рта бутербродный кусок. — Он твой дядя? И не видит волны?
— Не видит, — подтвердил Радик.
— Но как? — растерялась я. — То есть, как он устроился в институт? Это же институт с вис-уклоном.
— А как другие работают? — пожал он плечами, облизывая ложку. — Имеет щит и типун третьей степени.
— Сколько слов? — вспомнив экзекуцию у Морковки, я пошевелила многострадальным языком.
— Дядя говорил, десять тысяч.
Вот ужас-то! Наверняка реакция после укола длилась неделю или полмесяца. И всё же тесен мир, в котором Радик оказался племянником моего начальника. Я тут же и посадила на разных чашах воображаемых весов Севолода с Мэлом и архивариуса с лопоухим солнышком, подчищающим стенки кастрюльки. Выбираю второе! — отозвалось всплеском нежности сердце.
Под занавес обильного ужина на столе материализовался кулек с карамельками.
— Молодец твой дядя, — похвалила я архивариуса. — Ответственный человек. Любит свою работу.
— Иначе нельзя, — сказал, грызя карамельку Радик. — Он отсылает почти весь заработок на родину и маме помогает, и мне.
— Слушай, а приходи завтра на обед, — предложила ему. — Я теперь буду в общаге кружить. Лапши наварим. За экзамены не волнуйся. Втянешься, и всё образуется. Главное — усидчивость и терпение.
Проводив парнишку с отмытой после благородной еды посудиной, я развела новую порцию сиропа. Вместо сказки на ночь
Напоследок решив навестить Аффу, я вышла в коридор и наткнулась на парочку, целующуюся у двери соседок. Парень с девушкой отскочили друг от друга как ошпаренные, и пойманным с поличным кавалером оказался Костик, выступавший в "Одиночестве".
— Ну, я пошел? — спросил неуверенно.
— Конечно, милый, до завтра, — проворковала Аффа. Не видела прежде её такой: глаза сияют, улыбка загадочная, сама цветет как майский розан — и не скажешь, что зима на дворе.
Костик учтиво кивнул мне на прощанье и удалился.
— Не могла деликатно покашлять? — упрекнула девушка. — Он мне чуть язык не прикусил от испуга.
— В следующий раз так и сделаю, — согласилась я и прорепетировала, согнувшись в три погибели: — Кхе — кхе — кхе, внусятки, сяс вас огвею костывьком для пвофифактики. Подойдет?
— Подойдет, — засмеялась Аффа и подхватила меня под локоть. — Пошли, расскажешь, как прошел день.
— Никак не прошел. Мелёшин отвез в институт, я училась и работала. Неинтересно. Лучше расскажи про Костика.
— А что Костик? — мечтательно вздохнула девушка, расположившись на кровати. — Машина у него, конечно, не идет ни в какое сравнение с Мелёшинской, но тоже ничего. Ездили в иллюзион, развеялись. Погоди-ка! — вскочила она и начала вертеть мою голову в разные стороны. — Это что? — довольно болезненно ткнула в точку под подбородком. — Засос?
— Какой засос? — ринулась я к раковине. — Сама подумай, откуда?
Зеркало беспристрастно показало небольшое потемнение на коже, ноющее при касании.
— Не умеешь обманывать, — констатировала Аффа. — Не хочешь — не говори, итак ясно. Хорошо хоть целуется?
— Хорошо, — признала я, смущаясь.
— А ревнивый какой! Уж и песенку нельзя спеть без его разрешения, сразу в драку полез, — сказала девушка, когда мы вернулись в швабровку. — Но зачастую ревность только хуже делает. Слушай, а как тебе район? А Севолод как? Не хуже нашего Альрика, правда?
— Откуда мне знать, хуже или нет, — махнула я рукой. — Главное, жива и больше не полезу в авантюры.
— А если твой Мелёшин опять надумает подраться с кем-нибудь?
— Его печаль, — пожала я плечами, а сердце предательски ёкнуло. — Пусть сам выпутывается. Мне хватило вчерашнего.
— Слушай, а Тёма-то каков! Первый начал драться нечестно, надев перчатку, — поделилась впечатлением Аффа, — а Мелёшин ответил тем, что умел.
— Оправдываешь его, что ли? — удивилась я. — Как думаешь, кто эту драку затеял? Стопудово не Тёма.
— Ладно, оба хороши, — заключила девушка. — У меня до сих пор зубастые обезьяны стоят перед глазами. При случае упроси Мелёшина, пусть сводит в иллюзион. Там новая программа, охрипнешь и устанешь визжать от страха.