Выкупленная жизнь
Шрифт:
Я приложила ладонь к его щеке, кожа оказалась холодной.
— Скорая уже едет, потерпи ещё немного.
— Ты сделала это…
У него начали закатываться глаза, по телу прошла судорога.
— Нет-нет, терпи, я рядом, я с тобой… Дилан!
— У меня мало времени, я плохо помню… это тот анти…
— Это наша единственная надежда.
— …на то, что умру я человеком. Спасибо.
— Нет, я не дам тебе умереть, не смей так…
— Эй, кто это там стоит… — Дилан слегка улыбнулся, глядя в сторону дверного проёма.
На пороге комнаты
— Знаешь, кто я? — спросил Дилан, преодолевая наваливающееся забытьё.
— Серый волк. — серьёзным и уверенным голосом ответил Максим.
— Как вырос… — едва слышно, почти одними губами произнёс Дилан.
— Максим, это твой папа, подойди, не бойся.
Максим некоторое время стоял в раздумьях, затем всё-таки решился сделать несколько шагов к нам и спросил, больно ли Дилану.
Я выглянула в окно и увидела мелькающий свет фар за окном.
— Кажется, там скорая, надо одеть тебя, в шкафу оставалось кое-что из твоих вещей…
Я помогла ему одеться, была с ним, пока его везли в больницу, хотя он потерял сознание почти сразу после того, как его положили на носилки, точнее, его сознание стало нестабильным, началась кровавая рвота и судороги. В операционную меня не пустили.
Ожидание затянулось более чем на пять часов, всё это время я сходила с ума от беспомощности и теребила в руках наши с Диланом кольца, к которым давно уже боялась притрагиваться, они напоминали мне о временах, когда всё ещё можно было исправить или предотвратить. Не знаю, символ это был или случайность, но кольцо «Волчья песня», которое Дилан дарил мне когда-то на первую годовщину, развалилось на две части прямо у меня в ладони.
«Нет. Нет-нет-нет, Дилан, я ни за что тебя не отпущу» — твердила как на повторе я.
Из операционной вышел врач и, как только я появилась перед ним, сам, не дожидаясь моего вопроса, начал:
— Я сделал всё возможное, но такие травмы мало совместимы с жизнью, так что готовьтесь к худшему.
— Но шанс есть?
— Он потерял много крови, сейчас ему делают переливание, поживём — увидим, я ничего не могу обещать, состояние нестабильное. Оставьте в регистратуре свой номер и езжайте домой, о любых изменениях вам сообщат.
— Спасибо.
Я ошибалась, думая, что не усну после этого долгого и, возможно, последнего в жизни Дилана дня. Дома не горел свет, видимо, все уже легли. Я не стала никого тревожить, залезла под одеяло и погрузилась в сон.
И в воображаемой реальности меня преследовали мысли о Дилане, я видела, что он жив, но почему-то не смотрит на меня, отворачивается и уходит. Я плакала то ли от счастья, что он не умер, то ли от понимания, что всё равно остаюсь без него.
Утром мой телефон показал, что новостей нет. Завтрак не лез в горло, я пересказала своим события вчерашнего дня и в ответ узнала их новости: Владимир Александрович принял на себя ответственность за гибель людей в охотничьей деревне, убедил жену отказаться от своих обвинений в
Максим сидел за столом весь румяный, притихший и тоже ничего не ел, я приложила руку к его лбу — горячий: ребёнок простужен. Мама убежала на работу, Света тоже собиралась, а мне надо было ехать в больницу к Дилану, и тут такая неприятность. От досады я взвыла и с трудом сдержала гнев, его было некуда выплёскивать, кроме как на себя.
К счастью, дома нашлись жаропонижающие и противопростудные лекарства, я уговорила Максима съесть несколько ложек каши и уложила его в постель.
Теперь передо мной стоял выбор: оставить ребенка дома одного и съездить в больницу или остаться дома. И я решила поступить, как плохая мать: взяла такси и уехала, внушая себе, что я только туда и обратно.
— Сегодня тебе надо лежать, постарайся уснуть, хорошо? — сказала я сыну, решившись ехать в больницу.
— А ты со мной полежишь?
— Мне некогда лежать, твоему папе сейчас очень-очень плохо, я должна его проведать. Ты не боишься оставаться дома один? — Максим пожал плечами. — Я ненадолго. Засыпай, а когда проснёшься, я уже буду дома. Я оставлю тебе кружку с чаем на тумбочке, горшок возле кровати. Будь умничкой, отдыхай, я скоро.
Я поцеловала его и вышла, такси уже стояло возле дома.
В больнице меня тоже ждали новости. Как и вчера, врач разговаривал со мной лично, но на сей раз уже не в коридоре, а в своём кабинете.
— Кома третьей степени. Это…
— Я знаю, что это такое. Лечебное дело, пятый курс. — прокомментировала я, доктор понимающе кивнул.
— Увы, мы сделали всё, что могли. У нас в районной больнице нет возможности долгое время поддерживать его на искусственном жизнеобеспечении, нет требующихся в данной ситуации препаратов. Его надо везти в областную больницу.
— Ясно. Могу я попасть к нему?
— Нет. Завтра в 11 часов будет машина, можете ехать рядом, а сегодня — нет. Само то, что он до сих пор жив, — чудо. Видимо, очень крепкий организм. Сейчас вы ничем не сможете ему помочь. А теперь, извините, у меня через пять минут операция.
Я вернулась домой, как мне показалось, быстро. Максим не спал, встречал меня у дверей с заплаканными глазами.
— Ты почему не спишь? — удивилась я.
— Я без тебя не хочу. — был ответ.
— Может, сначала поедим? Ты ещё не доел кашу. — он решительно замотал головой.
Мы вместе легли и проспали дотемна, пока с работы не пришла мама и не разбудила нас. Сонный Максим застонал и пожаловался, что ему больно, температура снова поднялась. Я положила ему на лоб компресс, заставила поесть пюре с мясом и снова дала лекарств. Честно говоря, я и сама чувствовала себя разбитой.
О том, что я была в больнице, маме говорить не стала, просто известила, что завтра мы возвращаемся в город. Максиму тоже не помешал бы доктор, даже если им окажется мать Дилана, — так мне будет спокойней за сына.