Выкупленная жизнь
Шрифт:
— Мы с мамой охотились, но разминулись, я возвращалась домой через охотничью деревню.
— Я тебя просил больше не ходить туда. — резко и не глядя на меня высказался Дилан.
— Я помню. Возможно, это только мне не хватает тебя. Возможно, тебя в тебе больше не осталось…
— Диана! — попытался одёрнуть меня он.
— Что Диана?! Думаешь, я не вижу, что ты пытаешься сделать? Думаешь, если исчезнешь постепенно, так будет лучше, да? Черт! Да уходи хоть сейчас!
Я встала из-за стола и быстрым шагом направилась в свою комнату. Дверь громким хлопком закрылась за мной. Эмоциональное
Дилан пришёл следом. О словах, брошенных ему от обиды, я успела пожалеть, и сейчас всё, чего мне хотелось, — это обнять его и почувствовать, что он у меня есть.
— Поговорим? — спросил Дилан.
— Прости. Я ещё не готова осознать, что придётся с этим жить.
Он ответил мне мягким и приглушённым голосом, как будто на кухне и в комнате я говорила с двумя совершенно разными людьми.
— Я до последнего момента надеялся, что мне не придётся колоть себе тот смертельный препарат, думал, что до такой крайности не дойдёт.
— Мне хочется повернуть время вспять, переделать, чтобы ничего этого не случилось… — рыдала я.
— К этому никто не был готов. Но это лучше, чем ничего.
— Но хуже, чем всё остальное.
Я повернулась к нему лицом. Дилан стоял всего в паре метров от меня, его грудь заметно вздымалась от частого дыхания. Ещё мгновение и он прекратил все попытки держать себя в рамках, прижал меня к себе, его горячие влажные ладони заскользили по моему телу. Он стянул с меня платье, подхватил на руки и отнёс на кровать.
Это было похоже на картинки из моих эротических снов. Мы метались от стены к дивану, с дивана на пол и обратно. Наши движения были торопливыми и жадными, мы так отвыкли от нормальной полноценной жизни, что захлёбывались от возбуждения и от долго сдерживаемого желания. После отчаянного и самозабвенного занятия любовью мы лежали мокрые от пота и уставшие.
Чувство наслаждения быстро испарилось, его место заняла тоска. Мы оба понимали, что это, возможно, был наш последний раз, что недалёк тот день, когда Дилан больше не сможет возвращаться в человеческое сознание. Рано или поздно это произойдёт, если я не найду способа, как всё исправить.
Во дворе послышался детский плач: вернулись мама с Максимом. Я наскоро оделась и вышла во двор встретить их. Оказалось, что Максим случайно ухватился рукой за куст крапивы и обжёг руку. Заметив меня, он протянул ко мне руки, я подула ему на покрасневшие места, он тут же успокоился.
Спустя пару минут вышел и Дилан. Мама, державшая в руках фотоаппарат, сделала несколько снимков на память, я даже попыталась изобразить на своём лице улыбку.
Максим ни в какую не хотел идти на руки к Дилану, боялся его, прятал лицо у меня на груди, он вообще рос довольно недоверчивым и осторожным мальчиком, к тому же он слишком редко видел отца, чтобы запомнить его. Я пыталась показать Максиму, что не нужно бояться, но он всё равно стеснялся.
Вечерело. Мы переместились в дом, в мою комнату, так как стали появляться комары. Дилан снова начал замыкаться в себе, сидел и молчал.
— Дилан? —
— Не хочу говорить.
— Я не жду от тебя сладких речей. Расскажи.
— Я теряю память. Каждый раз мне требуется всё больше времени, чтобы вспомнить, кто я и куда мне нужно.
Я смотрела на сына, играющего с резиновой лошадкой у меня на коленях, смотрела на Дилана, сидящего рядом, и ненавидела себя.
«Смогу ли я когда-нибудь простить себе тот неправильный выбор?» — задавалась я вопросом.
Страшно было осознавать, что это случилось более года назад, и за этот год я ни на шаг не приблизилась к решению проблемы.
Дилан взял меня за руку, от его ладони уже начал исходить жар, наше время истекало. Скоро должны были появиться первые характерные признаки превращения. Я видела, как ему не хочется уходить, однако и задерживаться он не собирался.
Напоследок Дилан сказал:
— Я хочу, чтобы ты занималась воспитанием сына и учёбой, и не появляйся, пожалуйста, в Верхнем Волчке без надобности, сейчас там снова небезопасно.
— Ты о жителях?
— О жителях. — снова резким тоном заговорил он. — Прежде всего, у тебя есть сын, и ты больше не имеешь права жить так, как позволяла себе раньше.
— Я понимаю это.
— Я больше не смогу приезжать в город. Родители уже в курсе. Мне пора.
Он поцеловал меня, на этот раз в губы, а не в волосы, как обычно делал это при прощании, пожал руку Максиму, собрался и уехал.
В начале сентября мы с Максимом перебрались обратно в город. Мне предстояло два раза в неделю посещать занятия по предмету, который я не сдала в прошлом учебном году, и занятия эти должны были проходить уже в новом коллективе, но с той же преподавательницей.
И вновь начались мои метания от одного человека, презирающего меня, к другому. Стоило мне с чем-нибудь обратиться к Лидии Николаевне, как я натыкалась на брезгливое выражение её лица, отвечала она мне, как будто плевалась. Однако я вынуждена была всё время просить её о помощи, потому что Максима нужно было с кем-то оставлять, пока я в университете.
Я собирала волю в кулак и уверяла себя, что я умница и со всем справлюсь. Для меня было очень важно знать, что я гораздо выше и сильнее, чем некоторые считают.
По выходным мы ездили в Нижний Волчок, к маме, и, бывало, гостили там по 3–4 дня, а иногда и по целой неделе.
В свободное время я читала не только литературу по предметам, которые начнутся во втором семестре, но и различные источники относительно людей, владеющих магией, и так называемых «карманных» миров. Усилия принесли отрицательный результат, этого и стоило ожидать: такие вещи никто не стал бы обнародовать. А из якобы знающих попадались одни шарлатаны.
Единственный экзамен я сдавала в присутствии комиссии, причём это была, скорее, мера контроля адекватности действий преподавательницы, чем моих знаний. Видимо, я — не первая студентка, пострадавшая от феминистских наклонностей этой женщины. Честно говоря, я даже не сочла важным запомнить её имя-отчество, хотя и в следующем семестре у меня должен был быть предмет, который она вела.