Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили
Шрифт:
Выжившие крупные плотоядные, такие как бурые и пещерные медведи, также могли поедать растения и фрукты, а еще впадать в спячку холодной темной зимой. Другие плотоядные были видами меньшего размера, не зависящими от крупных травоядных. Песец распространился до территории Франции, и рыжая лиса отступила. Завершали панораму рыси и дикие кошки. Но именно хищникам, которые могли следовать за крупными травоядными животными через степную тундру, выпало процветать. Львам и пятнистым гиенам удалось некоторое время продержаться, но они не могли сравниться с лучшим бегуном на длинные дистанции.
Хозяином этих открытых ландшафтов стал волк. Только на крайнем севере у него был соперник — белый медведь, выросший из популяции бурых медведей и ставший убежденным мясоедом [277] . Как и волк, он преследовал свою добычу на огромных расстояниях, но, в отличие от волка, впадал в спячку в разгар северной зимы. Волк и медведи дают нам представление о том, что было необходимо, чтобы стать успешным охотником в подобных ландшафтах. Самое главное их качество заключалось в том, что они были марафонцами. Энергосберегающий спринт не мог быть успешной стратегией. Способность питаться смешанно, преодоление голодных периодов за счет накапливания запасов в виде жира, уменьшения расхода энергии или откладывания пищи про запас, а также совместная охота в группах, были необязательными дополнениями. Охотник, обладавший несколькими из этих навыков, мог стать суперхищником безлесных равнин Евразии. Дождемся главы 8, чтобы с ним познакомиться.
277
M. A. Cronin, S. C. Amstrup, and G. W. Garner, ‘Interspecific and Intraspecific Mitochondrial DNA Variation in North American Bears (Ursus)’, Can. J. Zool. 69(1991): 2985–92; S. L. Talbot and G. F. Shields, ‘Phylogeography of Brown Bears (Ursus aretes) of Alaska and Paraphyly within the Ursidae’, Mol. Phylog. Evol. 5(1996): 477–94.
Настало
278
Finlayson and Carrion, ‘Rapid Ecological Turnover’.
279
Van Andel, Davies, andWeninger, ‘The Human Presence in Europe’.
280
Finlayson et al., ‘Late Survival of Neanderthals’.
281
M. P. Richards et al., ‘Stable Isotope Evidence for Increasing Dietary Breadth in the European mid-Upper Paleolithic’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 98(2001): 6528–32; E. Trinkaus et al., ‘An Early Modern Human from the Pe, stera cu Oase, Romania’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 100(2003): 11231-6; E. M. Wild et al., ‘Direct Dating of Early Upper Palaeolithic Human Remains from Mlade?c, Nature 435(2005): 332–5; A. Soficaru, A. Dobos, and E. Trinkaus, ‘Early Modern Humans from the Pe,stera Muierii, Baia de Fier, Romania, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 103(2006): 17196-201.
282
E. Trinkaus, ‘Early Modern Humans’, Ann. Rev. Anthropol. 34(2005): 207–30.
283
P. Underhill et al., ‘The Phylogeography of Y Chromosome Binary Haplotypes and the Origins of Modern Human Populations’, Ann. Hum. Genet. 65(2001): 43–62; P. Forster, ‘Ice Ages and the Mitochondrial DNA Chronology of Human Dispersals: A Review’, Phil. Trans. Roy. Soc. bond. B. 359(2004): 255–64.
Археология дает совсем другую картину. В главе 3 мы видели, как неандертальцы и протопредки на Ближнем Востоке изготавливали похожие каменные орудия примерно 130–100 тысяч лет назад. В отсутствие человеческих окаменелостей, обнаружив лишь каменные орудия, мы мало что могли сделать. Найденные технологии относились к комплексу среднего палеолита, получившему название мустьерской эпохи. Похоже, что неандертальцы еще долго продолжали использовать мустьерскую технику по всей Евразии. Все евразийские участки мустьерской эпохи с окаменелостями в период между 120 и 28–24 тысячами лет назад связаны исключительно с неандертальцами, так что можно с уверенностью предположить, что они выдают присутствие этих людей. Проблема заключалась во множестве новых технологий, обобщенных категорией верхнего палеолита, которые начали появляться в Евразии около 45 тысяч лет назад. Традиционная интерпретация заключалась в том, что они были делом рук предков, и поэтому, объясняя их прибытие в Европу, мы трактовали технологии как посредника биологической сущности — нашего прямого предка [284] . Но можем ли мы быть в этом уверены?
284
P. Mellars, ‘Neanderthals and the Modern Human Colonization of Europe’, Nature 432(2004): 461–5.
Удивительно, что единственное, в чем мы действительно уверены касательно происхождения этих многочисленных культур каменных орудий, появившихся в Евразии 50–30 тысяч лет назад, — это то, что мустьерская культура принадлежала неандертальцам. Также существует мнение, что переходная культура, появившаяся во Франции около 45 тысяч лет назад и сохранившаяся до 36,5 тысячи лет назад [285] , так называемая шательперонская культура, также могла быть делом рук неандертальцев [286] . Однако связь между орудиями и окаменелостями неочевидна, и мы не можем исключать вероятность того, что другие люди также могли иметь к этой культуре отношение. Другие переходные культуры появляются в этот период в Центральной и Восточной Европе и на Ближнем Востоке, но до сих пор ни одна из них не была ассоциирована с человеческими окаменелыми останками [287] .
285
Ряд культур с технологиями, которые, по-видимому, перешли границу среднего и верхнего палеолита, объединив элементы эпох, описываются в археологической литературе как переходные культуры, технологии или отрасли.
J. Zilhao and F. d’Errico, ‘La nouvelle
286
Шательперонскую культуру связали с неандертальскими останками на французских стоянках Сен-Сезер и Грот-дю-Рен. Некоторые авторы подвергают сомнению связь между человеческими останками и материальной культурой. О. Bar-Yosef, ‘Defining the Aurignacian, in О. Bar-Yosef and J. Zilhao (eds), Towards a Definition of the Aurignacian, Trabalhos de Arqueologia, 46 (Portugal: IPA, 2006), 11–18.
287
Finlayson and Carrion, ‘Rapid Ecological Turnover’.
До недавнего времени древнейшая европейская культура верхнего палеолита, ориньякская культура, казалась крепко связанной с предками. Сам факт распространения этой культуры по всей Европе, казалось, подтверждал несомненное распространение предков с Ближнего Востока [288] . Ориньякские объекты ассоциировались с останками предков, и классическим археологическим объектом в связи с этим была пещера Фогельхерд в Германии. Но затем, в 2004 году, стройную теорию разрушили результаты прямой радиоуглеродной датировки скелетов человека из Фогельхерд. Как оказалось, скелеты вообще не были связаны с ориньякскими артефактами. Человеческие останки там были захоронены гораздо позже, во время неолита, около 3,9–5 тысяч лет назад [289] . Суммируя наши знания об ориньякской культуре и встречая заявления о ее связи с нашим предком, мы лишь можем заключить, что не знаем, кто еще был причастен к этой культуре. Мы не можем исключить и вероятность того, что, как и в случае с шательперонской культурой, к ориньякской могли быть причастны и неандертальцы, и предки. Мы просто не знаем этого.
288
Mellars, ‘Neanderthals and the Modern Human Colonization.
289
N. J. Conard, P. M. Grootes, and F. H. Smith, ‘Unexpectedly Recent Dates for Human Remains from Vogelherd’, Nature 430(2004): 198–201.
Итак, что можно извлечь из этой навевающей уныние картины? Не стоит отчаиваться. Признавая недостатки и пробелы в наших знаниях, давайте по крайней мере попытаемся понять, что мы знаем о событиях, происходивших по всей Евразии в период 50–30 тысяч лет назад. У нас есть очевидное свидетельство прогрессировавшего отступления неандертальцев на фоне расширения тундростепи. Существуют генетические доказательства первых слабых набегов групп предков в Европу, вероятно, с Ближнего Востока. У нас также есть окаменелости, которые подтверждают их присутствие в Центральной и Восточной Европе 36 тысяч лет назад. Мы наблюдаем сокращение ареала мустьерской культуры по мере отступления неандертальцев, а также и расцвет многих новых культур, ознаменовавших эпоху переходного или раннего верхнего палеолита. Все это указывает на то, что в этот период климатического и экологического хаоса группы людей неизвестного биологического вида пытались справиться с потрясениями, пробуя новые пути.
Невозможно говорить о превосходстве одного человека над другим или одной культуры над остальными. Огромное культурное разнообразие Евразии указывает на длительные периоды изоляции между регионами, в которых сохранялись особые идентичности народов средней полосы Евразии. По-видимому, только мустьерская и ориньякская культуры сохраняли более широкое географическое распространение [290] , хотя и были ограничены конкретными экологическими условиями. Это должно дать нам ключ к пониманию тогдашних событий.
290
Finlayson and Carrion, ‘Rapid Ecological Turnover’.
Присутствие переходных и ранних верхнепалеолитических культур на Ближнем Востоке около 45 тысяч лет назад долгое время воспринималось как доказательство модели «исхода из Африки 2». Здесь мы могли наблюдать культурные трансформации в нечто новое и, предположительно, современное. Это было началом волны продвижения предков из Африки. Мы видели, что невозможно воспринимать эти культуры как подтверждение присутствия предков. В любом случае, теперь имеются явные доказательства того, что такие культуры появлялись по всей Евразии примерно в одно и то же время. Это нам продемонстрировала шательперонская культура во Франции, то же самое верно и для переходных и ранних верхнепалеолитических культур Центральной и Восточной Европы, равнин к северу от Черного моря и к востоку, на юге Сибири, до Алтайских гор [291] . Так что эти культурные свидетельства скорее показывают не распространение предков, а широко распространенные в Евразии и на Ближнем Востоке эксперименты и инновации примерно в то же время. Неслучайно это было время климатического спада, когда условия стали крайне непредсказуемыми.
291
T. Goebel, A. Derevianko, and V. T. Petrin, ‘Dating the Middle-to-Upper Paleolithic Transition at Kara-Born, Curr. Anthropol. 34(1993): 452–8; M. Otte and A. Derevianko, ‘Transformations Techniques au Paleolithique de l’Altai’, Anthropol. Prehist. 107(1996): 131–43; Y. V. Kuzmin and L. A. Orlova, ‘Radiocarbon Chronology of the Siberian Paleolithic’, J. World Prehist. 12(1998): 1–53; J. K. Kozlowski, ‘The Problem of Cultural Continuity between the Middle and the Upper Paleolithic in Central and Eastern Europe’, in O. Bar-Yosef and D. Pilbeam (eds), The Geography of Neandertals and Modern Humans in Europe and the Greater Mediterranean, Peabody Museum Bulletin 8 (Cambridge, МА: Harvard University Press, 2000), 77–105; Р. Pavlov, J. I. Svendsen, and S. Indrelid, ‘Human Presence in the European Arctic Nearly 40,000 years ago’, Nature 413(2001): 64–7; P. Pavlov, W. Roebroeks, and J. I. Svendsen, ‘The Pleistocene Colonization of Northeastern Europe: A Report on Recent Research, J. Hum. Evol. 47(2004): 3–17; J. F. Hoffecker, ‘Innovation and Technological Knowledge in the Upper Paleolithic of Northern Eurasia’, Evol. Anthropol. 14(2005): 186–98; M. V. Anikovich et al., ‘Early Upper Paleolithic in Eastern Europe and Implications for the Dispersal of Modern Humans’, Science 315(2007): 223–6.
В этой книге мы не раз видели, что биологические инновации наиболее активны среди периферийных популяций, тех, которые живут на краю основного ареала. Неудивительно, что люди, жившие в Евразии и создававшие переходные или ранние верхнепалеолитические культуры, находились на краю географического ареала [292] . По мере наступления тундростепи эти пограничные поселения становились передовыми войсками. У них было два варианта: быстро адаптироваться к новым обстоятельствам или умереть. Необходимые изменения включали поиск способа выживания и охоту на животных в чуждых, безлюдных местообитаниях, внезапно появлявшихся повсюду.
292
Finlayson and Carrion, ‘Rapid Ecological Turnover’.