Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Финлейсон Клайв

Этот довод похож на множество других, сделанных на основе очень небольшого количества доказательств. Выделяет его разве что некоторая экстраполяция, основанная на связи между неандертальцами и этой материальной культурой: выходит, что только неандертальцы ее и создали. Признав — по всей видимости, обоснованно, — что неандертальцы были способны изготовить инструменты и украшения, сопоставимые с теми, что создавали предки, ученые сделали неожиданный скачок, приписав им эксклюзивное авторство шательперонской культуры. На мой взгляд, это было симптомом давнего ошибочного наблюдения среди ряда археологов, которые приравнивают биологические сущности, например неандертальцев, к определенным культурным традициям. Как ни странно, эти же авторы позже высказывались против этой строгой связи между биологией и культурой ^[309] .

309

F. d’Errico, ‘The Invisible Frontier. A Multiple Species Model for the Origin of Behavioral Modernity’, Evol. Anthropol. 12(2003): 186–202; J. Zilhao, ‘The Emergence of Ornaments and Art: An Archaeological Perspective on the Origins of Behavioral Modernity’, J. Archaeol. Res. 15(2007): 1–54.

В 1998 году я организовал международную конференцию в Гибралтаре,

приуроченную к 150-й годовщине обнаружения черепа неандертальца в карьере Форбса (рис. 10) ^[310] . Статья о шательперонцах была уже опубликована, и один из ее авторов, Жоао Зильяу, оказался в числе приглашенных спикеров. Среди выступавших был и Пол Мелларс, археолог из Кембриджского университета. Я не ожидал никакой реакции на статью о шательперонцах. Однако она превратилась в лейтмотив всей конференции и разделила присутствовавших на два враждебных лагеря. В один вошли те, кто считал неандертальцев вполне способными к поведению, которое ранее приписывалось только предкам, в другой — их противники. Последние, во главе с Мелларсом, утверждали, что либо культура была привита неандертальцам в ходе контакта с предками, либо они выменивали «современные» предметы у недавно прибывших людей. В любом случае они не могли создать артефакты без посторонней помощи. Борьба между этими двумя лагерями продолжается и по сей день ^[311] .

310

Череп неандертальца из карьера Форбса в Гибралтаре был фактически обнаружен на восемь лет раньше немецкой находки в пещере Неандерталь, но формально ему не было присвоено научное название.

311

Р. Mellars, ‘The Neanderthal Problem Continued’, Curr. Anthropol. 40(1999): 341–64; J. Zilhao and F. d’Errico, ‘The Chronology and Taphonomy of the Earliest Aurignacian and Its Implications for the Understanding of Neandertal Extinction, J. World Prehist. 13(1999): 1–68; Zilhao and d’Errico, ‘La nouvelle «bataille aurignacienne»’; F. d’Errico et al., ‘Many Awls in Our Argument: Bone Tool Manufacture and Use in the Chatelperronian and Aurignacian Levels of the Grotte du Renne at Arcy-sur-Cure’, in J. Zilhao and F. d’Errico (eds), The Chronology of the Aurignacian and of the Transitional Technocomplexes, Trabalhos de Arqueologia 33 (Portugal: IPA, 2003), 247–70; J. Zilhao and F. d’Errico, ‘The Chronology of the Aurignacian and Transitional Technocomplexes: Where Do We Stand?’, ibid. 313–49; J. Zilhao and F. d’Errico, ‘An Aurignacian «Garden of Eden» in Southern Germany? An Alternative Interpretation of the Giessenklosterle and Critique of the Kulturpumpe Model’, Paleo 15(2003): 69–86; B. Gravina, P. Mellars, and C. Bronk Ramsey, ‘Radiocarbon Dating of Interstratified Neanderthal and Early Modern Human Occupations at the Chatelperronian Type-Site’, Nature 438(2005): 51–6; P. Mellars, ‘The Impossible Coincidence: A Single-Species Model for the Origins of Modern Human Behavior in Europe’, Evol. Anthropol. 14(2005): 12–27; P. Mellars, ‘Archeology and the Dispersal of Modern Humans in Europe: Deconstructing the «Aurignacian»’, Evol. Anthropol. 15(2006): 167–82; J. Zilhao, ‘Aurignacian, Behavior, Modern: Issues of Definition in the Emergence of the European Upper Paleolithic’, in Bar-Yosef and Zilhao (eds), Towards a Definition of the Aurignacian, 53–69; J. Zilhao et al., ‘Analysis of Aurignacian Interstratification at the Chatelperronian-Type Site and Implications for the Behavioral Modernity of Neandertals’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 103(2006): 12643-8; P. Mellars, B. Gravina, and C. Bronk Ramsey, ‘Confirmation of Neanderthal/Modern Human Interstratification at the Chatelperronian Type-Site’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 104(2007): 3657–62.

От того, принадлежала ли шательперонская культура исключительно неандертальцам, а ориньякская — предкам, всецело зависит дискуссия о том, встречались ли неандертальцы с предками в Западной Европе в период между 40 и 35 тысячами лет назад.

Рисунок 10. Череп из карьера Форбса, обнаруженный в Гибралтаре 3 марта 1848 года, за 8 лет до открытия долины Неандерталь

Мы уже договорились, что не знаем, кем были создатели ориньякской культуры, и лишь несколько объектов позволяют нам говорить о том, что шательперонская культура была делом рук неандертальцев. Из всего, что мы знаем, можно заключить, что две культуры созданы одной популяцией или другой или же обеими, а может быть, и протопредками. Обнаружение ориньякских артефактов в шательперонских археологических слоях не обязательно означает, что неандертальцы обменивали или копировали то, что, как они видели, делали предки. Могло даже случиться, что какая-то группа людей сменила изготавливаемые инструменты в ответ на изменения окружающей среды, как это сделали ориньякцы в долине Везер. Так что обе концепции — и та, согласно которой неандертальцы могли делать свои собственные верхнепалеолитические инструменты и украшения, и та, которая гласит, что они получили их от предков, — это воздушные замки.

Несоразмерные потуги, направленные на выискивание нескольких орудий и радиоуглеродных датировок, зачастую среди музейных экспонатов, откопанных столетием ранее в тонких слоях в нескольких пещерах, создали ложное впечатление, что к решению этой проблемы причастна высокая наука. На самом деле столь напряженные усилия лишь дальше уводили от истины. Реальность, возможно, была намного проще. Совпадение ли, что все переходные и ранние верхнепалеолитические культуры граничили с кромками холмов и равнин? Совпадение ли, что мы не находим такие культуры вдали от этих границ? Ответ может дать экология, но чтобы разгадать тайну, нам нужно сначала узнать, каково было предназначение инструментов и других артефактов, произведенных людьми в Северной Евразии и на Ближнем Востоке 45–30 тысяч лет назад.

Поведение ориньякцев в долине Везер в холодные периоды, когда деревья исчезали, должно дать нам ключ к разгадке. Они изготавливали маленькие орудия, которые можно было носить с собой. Зачастую это были остроконечники, закрепленные на деревянных древках. Так получались легковесные копья или стрелы, которые можно было метать с расстояния, возможно, при помощи копьеметок, в средних или мелких животных. Поскольку ориньякцы охотились на открытых ландшафтах, им приходилось передвигаться намного больше, чем в редколесьях. За такую стратегию им пришлось заплатить ростом энергетических затрат на перемещение в поисках животных. Однако как только добыча обнаруживалась — как правило, целое стадо, — включалась групповая тактика охоты. Богатые белковой пищей оазисы были разбросаны по всему ландшафту, и ключевым навыком было умение их находить. Как только стада обнаруживались, за счет метательных орудий животных можно было убивать

с расстояния, поэтому для этой тактики укрытия было недостаточно. Поскольку такой вид охоты требовал перемещений на огромные расстояния, часто вдали от источников первичного сырья, из которого изготавливались орудия, эти люди выбирали высококачественные материалы и многократно использовали одни и те же артефакты. Так что переработка была изобретена древними охотниками на равнинах Евразии.

Наборы высококачественных портативных и многоразовых метательных орудий и инструментов были неотъемлемой частью жизни первых людей, отважившихся отдалиться от лесов и саванн в Евразии ^[312] . Это было отличительной чертой всех многообразных культур, которые мы определили как переходные или ранние верхнепалеолитические, будь то во Франции, на Карпатах или на Ближнем Востоке. Тот факт, что некоторые из них получили широкое распространение на обширных территориях, например, ориньякская культура, предполагает одно из двух: некоторые технологии были более эффективными, чем другие, и распространялись вместе со своими производителями или же они переходили от одной группы к другой посредством обмена идеями и торговли. Если верно последнее, нам останется ответить на вопрос о том, кто кому привил культуру. Почему только неандертальцы должны были заимствовать новые идеи от предков, а не наоборот? Возможно, оба вида учились друг у друга.

312

C. Finlayson, Neanderthals and Modern Humans: An Ecological and Evolutionary Perspective (Cambridge: Cambridge University Press, 2004).

К сожалению, эта картина менее ясна, чем та, на которой неандертальцы и предки встретились и одни стали подражать другим. Однако она, вероятно, представляет то, что на самом деле происходило тысячи лет назад. Люди испытывали нехватку пищи, и многие могли умирать от голода. К югу от горного пояса, на Ближнем Востоке, в Аравии и по всей Северной Африке засуха была еще одним важным фактором. Те, кому удавалось найти новые способы справляться с трудностями, выживали и восстанавливались, когда во время многочисленных отчаянных климатических колебаний ситуация улучшалась. Когда это происходило и лес возвращался, технология переносных метательных орудий уходила в прошлое. Просто представьте, что нужно бросать копья в оленя, а на пути у вас деревья. Поэтому люди возвращались к старым инструментам и колющим копьям. В следующий раз, когда возникала такая нужда, традиции изготовления метательных орудий могли быть уже утрачены и их приходилось изобретать заново. В других местах ноу-хау могло сохраняться, и оружие появлялось снова. Если все действительно было так, а климатические данные подсказывают, что это происходило в масштабах времени человеческих поколений, то каков шанс, что археологические находки дадут нам детализированную картину?

Археологические находки указывают на людей, живших во многих регионах Северной Евразии в период 50–30 тысяч лет назад, но у нас нет реальных представлений об их численности. По всей вероятности, популяции были немногочисленными, и исчезновение местных групп могло быть нормой. В конце концов, то же самое происходило и с неандертальцами, и у нас нет оснований полагать, что первые предки лучше справлялись с ситуацией. Правда, похоже, что некоторые проникли в Европу и Северную Азию, но и неандертальцы также расширили свою территорию на север во время более мягких климатических эпизодов в этот период. Каким группам это удавалось, а каким нет, зависело от того, оказывались ли они в нужном месте в нужное время (как мы выяснили в предыдущей главе), и от того, как изменялся климат. Если бы климат становился все теплее, а не холоднее, какую историю рассказали бы сегодня те, другие?

Остается одна пустяковая проблема, с которой нам нужно разобраться, прежде чем перейти к следующему эпизоду этой истории. Скрещивались ли неандертальцы и предки между собой? Этот давнишний вопрос снова приобрел актуальность в 1999 году. Тогда команда ученых во главе с португальскими археологами сделала смелое заявление: ими найден скелет, который якобы доказывает, что неандертальцы спаривались с предками ^[313] . Как утверждалось, скелет с анатомической точки зрения является промежуточным звеном между неандертальцем и предком, а его обнаружение неизбежно создало тему для новой полемики ^[314] . На сегодняшний день нет единого мнения о природе этого скелета, но для меня неприемлемо заявление, будто он доказывает, что неандертальцы и предки регулярно спаривались на многочисленных территориях. Для меня это еще один пример крайнего и чрезмерного обобщения, однако стоит попытаться понять логику этого явно необдуманного заявления.

313

Авторы этой и последовавших статей говорят о генетической примеси, а не о гибридах, предположительно потому, что, с их точки зрения, неандертальцы и предки были одним видом. Гибрид мог быть плодом двух видов, а не одного. Я не стану придираться к пустякам и называть гибриды результатом спаривания неандертальцев и предков, не оценивая, имеем ли мы дело с одним или двумя видами. Ключевые упоминания гибрида Лагар Вельхо: С. Duarte et al., ‘The Early Upper Palaeolithic Human Skeleton from the Abrigo do Lagar Velho (Portugal) and Modern Human Emergence in Iberia’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 96(1999): 7604–09; J. Zilhao and E. Trinkaus (eds), Portrait of the Artist as a Child: The Gravettian Human Skeleton from the Abrigo do Lagar Velho and Its Archeological Context, Trabalhos de Arqueologia 22 (Portugal: IPA, 2002).

314

I. Tattersall and J. Schwartz, ‘Hominids and Hybrids: The Place of Neanderthals in Human Evolution’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 96(1999): 7117–19.

Португальский ребенок-гибрид (если представить, что он действительно был таковым) жил около 25 тысяч лет назад. Когда это открытие было сделано, считалось, что последние неандертальцы вымерли около 30 тысяч лет назад, то есть по крайней мере за пять тысяч лет до появления ребенка-гибрида. Именно это привело к утверждению, что неандертальцы часто спаривались с предками в различных регионах. А как еще можно было объяснить существование гибрида спустя столь продолжительное время после гибели последних неандертальцев? Должно быть, эпизодов скрещиваний было так много, что следы могли обнаруживаться еще долгое время после исчезновения неандертальца. Логика казалась правильной, хотя доказательства были явно ограниченными и косвенными. Затем, в 2006 году, я вместе с несколькими коллегами опубликовал статью, в которой мы сообщали о поздних неандертальцах, живших на Гибралтарской скале до примерно 28–24 тысяч лет назад ^[315] . Этот результат поместил последних неандертальцев в те же временные и географические рамки, что и ребенка-гибрида, и вызывал сомнения относительно якобы широко распространенной практики скрещивания неандертальцев с предками. Если это действительно происходило, то доказательства нужно искать в другом месте.

315

Finlayson et al., ‘Late Survival of Neanderthals’.