Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Финлейсон Клайв

В общем, мы обнаружили, что неандертальцы, жившие в «городе неандертальцев», использовали мозаику местообитаний за пределами пещеры, почти идентичную той, которую мы видели в Доньяне. Там были песчаные дюны, двигавшиеся за счет сильных ветров и поглощавшие растительность или заключавшие ее в «корралес» ^[331] . Там была лесистая саванна из пиний, пробковых дубов и можжевельников; там были заросли более плотной растительности, особенно вблизи ручьев, где ивы и камыши образовывали непроходимые водные джунгли. Встречались там и сезонные озера и бассейны, как и сегодня в Доньяне, — уровень грунтовых вод был близок к поверхности земли. Эти озера привлекали множество видов уток и других водоплавающих птиц, останки которых мы находим в пещерах. Были там и многочисленные лягушки, жабы, тритоны и водоплавающие черепахи, которые выбирались наружу для размножения весной, когда уровень воды и теплая температура делали жизнь здесь привлекательной. Смерть, вероятно, приходила, как и сегодня, во время летних засух, когда жизнь замедлялась. По иронии, неандертальцам должно было быть хуже не тогда, когда было холодно, а когда было жарко и сухо. Недостаток пресной

воды мог сильно ограничивать их деятельность.

331

В Доньяне так называемый корралес — это участки пиниевого редколесья, окруженные перемещающимися песчаными дюнами. В конечном итоге их полностью засыпает песком, и они умирают. Новые пинии сеют семена и растут там, где дюны неактивны, и образуются новые леса. Они, в свою очередь, будут засыпаны песками, когда ветер поменяется и принесет дюны в их сторону. Система пиниево-песчаных дюн Доньяны очень динамична.

За пределами пещер у неандертальцев были не только травянистые саванны и сезонные водно-болотные угодья, но и высокие скалы Гибралтара, где они могли охотиться на горных козлов, а также побережье. Большую часть последних 100 тысяч лет жизни неандертальцев на Гибралтаре уровень моря был намного ниже, чем сегодня. Причина заключается в том, что глобальные температуры тоже были ниже, чем сейчас, и больше воды было сконцентрировано на полюсах в форме льда. Прибрежный шельф у пещеры Горама очень мелкий, а при понижении уровня моря на 80–120 метров, что, вероятно, было нормой, когда там жили неандертальцы, огромные территории, которые сейчас являются дном Средиземного моря, открывались. Побережье могло находиться на расстоянии до пяти километров от пещеры, тогда как сегодня море и пещеры разделяет лишь небольшой пляж. Именно на этой огромной территории, которая теперь оказалась под водой, неандертальцы и охотились. Многие из пещер вдоль этого побережья были затоплены поднявшимся до их уровня морем во время последнего глобального потепления 10 тысяч лет назад; некоторые из них оказались полностью под водой, а все следы неандертальцев были смыты. Нам повезло, что некоторые из пещер, такие как пещера Горама, остались нетронутыми морем, и это позволило нам заглянуть в затерянный мир средиземноморских неандертальцев.

Этот мир лучше всего можно описать как средиземноморский Серенгети. Стада млекопитающих-фитофагов бродили по травянистой саванне. Основными видами были благородный олень, кабан, лошадь, тур, узконосый носорог и прямобивневый лесной слон. Последние два вида начали исчезать к концу эпохи неандертальцев. Это сообщество травоядных было характерно для умеренных лесов и саванн (см. главу 5). Многообразие потенциальной пищи привлекло не только неандертальцев. Пятнистые гиены были самыми распространенными мясоедами в течение 100 тысяч лет, зарегистрированных в пещерном архиве. Обитал здесь и леопард — превосходный хищник, использовавший деревья в качестве засады и тайника, где можно спрятать добычу от гиен. Тут были львы, волки, рыси, бурые медведи и множество мелких хищников. В столь непростом ландшафте неандертальцы должны были следить как за добычей, так и за хищниками.

Информация, которую мы получаем из этих пещер, складывается в очень ясную историю о жизни южных неандертальцев. Безусловно, они питались крупными млекопитающими. Мы знаем это, потому что находим их обугленные останки с многочисленными порезами от кремневых ножей, которыми неандертальцы пользовались, когда резали мясо. Их главной добычей, вероятно, были горные козлы: их останков намного больше, чем останков других животных. Благородный олень, судя по всему, был вторым в меню, затем следовали другие травоядные. Следовательно, неандертальцы избегали опасных животных, таких как дикий кабан, тур и носорог, выбирая менее серьезных противников. Это неудивительно, если вспомнить о том, что они атаковали добычу из засады, с близкого расстояния, при помощи копий.

Однако у нас нет уверенности в том, что они охотились на этих животных все время. Одной из особенностей сезонной среды пещеры Горама, характерной и для парка Доньяна сегодня, были непредсказуемые засухи. В некоторые годы дожди не выпадали не только на протяжении трех летних месяцев, но и вообще. Это открывало возможности для падальщиков. В пещере Горама мы находим останки не только гиен, но и всех четырех видов европейских грифов, следовательно, падаль тоже могла обеспечить выживание. Выходит, что снова ограничивающим фактором могла быть не еда, а вода. Однако настоящим сюрпризом стали мелкие животные, найденные в пещере.

Среди студентов, изучающих доисторические периоды, бытует мнение о том, что неандертальцы и их современники, за исключением предков, не умели охотиться на мелкую дичь ^[332] . К примеру, птиц было слишком сложно поймать. Как это ни парадоксально, но мы уже видели в главе 2, как обезьяны-капуцины, не обладая большим мозгом и сложными технологиями, регулярно ловили птиц в дождевых лесах Нового Света. Если они могли это делать и, вероятно, ранние протолюди тоже могли, так почему же неандертальцы с их большим мозгом и инструментами не были к этому способны?

332

R. G. Klein, The Human Career: Human Biological and Cultural Origins (Chicago: Chicago University Press, 1999).

Согласно другой точке зрения, неандертальцы не были лишены этой способности, но были ленивыми или отсталыми людьми, которые предпочитали ловить легкую добычу и задумывались о более труднодоступных животных, лишь когда запас легкой добычи иссякал ^[333] . Другими словами, неандертальцы, занимавшие средиземноморские местообитания в Италии и на Ближнем Востоке, где их присутствие изучено, должны были проводить время, прочесывая побережья в поисках моллюсков и мидий. Чем больше они их потребляли, тем меньше оставалось, что якобы можно доказать постепенным уменьшением размеров моллюсков и мидий ^[334] .

И тогда неандертальцы, не зная, что делать, обратили взоры на черепах. Те хоть и не были неподвижными, однако передвигались достаточно медленно, чтобы неандертальцы могли их поймать ^[335] . Когда и черепахи закончились, они обратились к зайцам, которых, конечно, поймать было гораздо труднее, и в конце концов перешли на действительно трудных животных — птиц. Пусть эта модель нереалистична, она все же заслуживает проверки. В этом может помочь информация из пещеры Горама.

333

M. C. Stiner et al., ‘Paleolithic Population Growth Pulses Evidenced by Small Animal Exploitation, Science 283(1999): 190–4; M. C. Stiner, N. D. Munro, and T. A. Surovell, ‘The Tortoise and the Hare: Small-Game Use, the Broad Spectrum Revolution, and Paleolithic Demography’, Curr. Anthropol. 41(2000): 39–74.

334

Помимо проблем с демонстрацией свидетельств, опубликованные статистические данные на самом деле фактически не подтвердили это утверждение, так что уменьшение численности моллюсков со временем не могло быть убедительно доказано. Проблемы усугублялись тем, что сравнивались объекты из разных географических областей и периодов времени, и это не позволяло утверждать, были ли какие-либо изменения связаны со временем или просто с тем, что это были разные регионы. Что еще хуже, морские блюдечки разных видов, имеющих разные размеры, были объединены понятием «морское блюдечко». Давайте представим, что будет, если мы возьмем орлов и воробьев из разных периодов времени. В один период времени было много орлов и несколько воробьев, поэтому наше усредненное измерение птиц показало бы, что все они довольно большие. В следующем периоде преобладали воробьи, поэтому средний размер птицы был бы маленьким. Стали бы мы предполагать, что птицы стали меньше, или же это мы измеряли разные вещи?

335

Каждый, кто знаком с естественной историей сухопутных черепах, знает, что черепахи хоть и двигаются медленно, но их трудно найти. Они прячутся в густой растительности и проводят зимние месяцы в зимней спячке — вряд ли это рецепт «легкой» добычи.

Пещера Горама стала настоящим откровением для тех, кто считал неандертальцев тупыми и бездарными существами, которые каким-то образом прожили на планете Земля более четверти миллиона лет. Для натуралистов, которые провели много времени в полевых исследованиях, пещера Горама стала подтверждением очевидного: доисторические люди, включая неандертальцев, были находчивыми, хорошо знали окружающую среду и не гнушались тем, что бегало или летало. Они были одними из первых и, вероятно, лучшими натуралистами, которых когда-либо знал мир. Так что же нам рассказывает эта пещера?

Начнем с того, что более 80 % костей млекопитающих, съеденных неандертальцами, принадлежали кроликам. Это эндемики Пиренейского полуострова, и их было действительно много. Должно быть, за пределами пещеры жили тысячи кроликов, а песчаные дюны могли быть идеальным местом для выкапывания нор. Ловля кроликов, очевидно, не была сложной задачей для неандертальцев, и они часто употребляли их в пищу. В этих пещерах было идентифицировано 145 различных видов птиц, примерно четверть всех гнездящихся птиц Европы, что дает нам самую богатую коллекцию птичьих окаменелостей во всей Европе. И это неудивительно, поскольку Гибралтарский пролив был одним из основных европейских центров для перелетных птиц, курсирующих между зимними африканскими жилищами и европейскими летними резиденциями ^[336] . И неандертальцы их ели ^[337] .

336

С. Finlayson, Birds of the Strait of Gibraltar (London: Academic Press, 1992).

337

Кимберли Браун, аспирантка Кембриджского университета, показала, что неандертальцы приносили много разных видов птиц в пещеру и употребляли их в пищу. Там были куропатки, перепелки и утки.

Еще они ели черепах и очень питательные семена пиний ^[338] , а также моллюсков и мидий, как и в других прибрежных районах Средиземноморья. Огромным сюрпризом было обнаружение останков нескольких средиземноморских тюленей-монахов, на которых были видны следы кремневых ножей неандертальцев. Удивление стало еще больше, когда поблизости нашлись останки рыбы и двух видов дельфинов ^[339] . Это потрясло тех, кто считал, что способность использовать морские ресурсы была отличительной чертой предков и что это уникальное поведение позволило им выйти из Африки по побережью (см. главу 4). Здесь же у нас были неандертальцы, которые вели себя ровно таким же образом. Что еще более важно, это показало, что неандертальцы, жившие в пещере Горама, далекие от специализации на охоте на крупных млекопитающих из засады, на самом деле были универсальными охотниками и собирателями, которые могли использовать все богатство ресурсов. А диапазон ресурсов, вероятно, был даже больше, чем мы установили, но многие виды потенциальной пищи, такие как фрукты, корни и личинки, могли не оставить следа. Крупные млекопитающие были лишь очень маленьким компонентом общего продовольственного потребления.

338

Обгоревшие семена были найдены в очагах, которые были сделаны неандертальцами.

339

С. В. Stringer et al., ‘Neanderthal Exploitation of Marine Mammals in Gibraltar’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 105(2008): 14319-24.