Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Финлейсон Клайв

В новом мире на Евразийской равнине холодный климат позволял сохранять пищу гораздо дольше, чем в тропиках. Люди граветтской культуры выкапывали в земле ямы и могли хранить продукты в естественных морозильниках ^[366] . Они изобрели экономику, при которой излишки оправдывали риски. Хранение стало центральным элементом этого образа жизни. Вместе с тем возникла необходимость защищать хранящийся провиант и руководить его использованием. В течение определенных периодов года, когда пища хранилась в граветтской деревне, некоторые из членов группы должны были находиться в непосредственной близости от нее. Из этого наблюдения можно сделать два вывода: некоторые из охотников-собирателей попали под сокращение и внутри группы должно было существовать разделение труда. Вполне возможно, что это раннее разделение задач между членами группы привело к возникновению специалистов по разным ремеслам.

366

O. Soifer, ‘Storage, Sedentism and the Eurasian Palaeolithic Record’, Antiquity 63(1989): 719–32; O. Soffer et al., ‘Cultural Stratigraphy at Mezhirich, an Upper Palaeolithic Site in Ukraine with Multiple Occupations’, Antiquity 71(1997): 48–62.

Трудно

представить граветтский клан полностью оседлым. Этим группам приходилось совершать регулярные вылазки, чтобы охотиться на животных, которые были основой их хозяйствования. Возможно, эти люди были сезонными кочевниками, перемещавшимися со своими лагерями в соответствии с расположением ресурсов, подобно тому, как это делают монгольские кочевники даже сегодня. Темные зимы они вполне могли проводить недалеко от деревень, существуя за счет сохраненных продуктов питания, вдали от опасных стай голодных волков. Весна, лето и осень могли быть основными охотничьими сезонами, и деревни, вероятно, располагались рядом с местами прохождения стад. При этом для максимальной эффективности охотники должны были рассредоточиваться на больших расстояниях. Осенняя охота была особенно важна, поскольку такие животные, как северный олень, были наиболее упитанными, а их мех был более густым. Да и мясо лучше всего сохранялось на холодном и сухом осеннем воздухе.

Чем больше группа, тем больше ртов и тем больше излишков требовалось на голодные времена. Во время сезона охоты деревня, вероятно, служила чем-то вроде информационного центра, по принципу птичьих колоний ^[367] . Представьте недавно прибывший клан, который обустроил деревню для осеннего сезона охоты. Когда с обустройством покончено, нужно разобраться с возможным местоположением стад. Опытные охотники обсуждают возможные варианты, но, взглянув на бескрайние просторы, решают разделиться на небольшие разведывательные отряды и двинуться в разные стороны. Расстояния огромны. Стадо можно встретить через час, но может пройти и несколько дней, прежде чем первое животное попадется на пути. Вылазки запланированы, время встречи в деревне оговорено.

367

P. Ward and A. Zahavi, ‘The Importance of Certain Assemblages of Birds as «Information Centers» for Food Finding’, Ibis 115(1973): 517–34.

Спустя три дня группы возвращаются и сообщают о своих наблюдениях. Некоторые нашли только отдельных животных. Две группы обнаружили большие стада, и планирование охоты начинается. Деревня выступает в качестве координационного центра и места, где сосредоточена информация — она стала головным центром общины. В процессе произошло нечто принципиально новое. Это могло случаться время от времени и с другими охотниками на африканских и австралийских равнинах, но именно здесь этот феномен оставил неизгладимый след. Впервые в истории человечества некоторые люди испытали то, чего не видели сами. Одни видели стада оленей, которых не видели другие, и рассказывали о своем опыте. Теперь людям требовались эффективное общение, сложные способы передачи информации. Насколько мы можем судить, предшественники этих людей могли говорить — речь не была чем-то новым. Новой была необходимость сделать разговорный язык как можно более подробным. Я не сомневаюсь, что у людей граветтской культуры были специальные термины и слова, связанные в первую очередь с охотой, и что потребность в таких терминах должна была стимулировать развитие сложного языка. Вместе с этим появились и другие явления, важные для человека: неправильная передача или получение информации — ошибка и обман.

Общение выходило за рамки устной речи. Возможно, существовала и музыка, но об этом нам трудно узнать из археологических данных. Однако у нас есть примеры изобразительного искусства — остатки того, что считалось культурным расцветом и отличительной чертой современного человека, хоть и не было таким уж исключительным явлением. Все указывает на то, что люди умели использовать охру и другие материалы и создавали искусство еще 160 тысяч лет назад ^[368] . Существует мнение, что наскальное искусство восходит корнями к европейским ориньякцам, хотя у нас нет полной уверенности в том, оно не было создано людьми граветтской культуры ^[369] . Ведь всплеск искусства пришелся именно на этот период.

368

С. Marean et al., ‘Early Human Use of Marine Resources and Pigment in South Africa during the Middle Pleistocene’, Nature 449(2007): 905–9.

369

Рисунки в пещере Шове, Франция, указывают на два периода: 32–30 и 27–26 тысяч лет назад. Первый период был связан с ориньякцами (которые, предположительно, без каких-либо убедительных доказательств того, были предками) исключительно на основе датировки, но во Франции есть граветтийские стоянки, датированные 30–29 тысяч лет назад. Многие из радиоуглеродных датировок были сделаны с использованием костей. Недавнее исследование показало, что образцы кости, предварительно обработанные новой системой ультрафильтрации, дают датировки, которые могут быть на 2–7 тысяч лет больше, чем первоначальные оценки. Это означает, что многие французские граветтийские стоянки существовали в то же время или даже предшествовали искусству пещеры Шове. J. Clottes, Chauvet Cave. The Art of Earliest Times (Salt Lake City: University of Utah Press, 2003); P. Mellars, ‘A New Radiocarbon Revolution and the Dispersal of Modern Humans in Eurasia), Nature 439(2006): 931–5.

На равнинах искусство было переносным — это маленькие статуэтки и скульптуры, зачастую сделанные из глины, обожженной в печи при высоких температурах ^[370] . Местом происхождения гончарного ремесла обычно считают Ближний Восток (около 8 тысяч лет назад), но самые ранние глиняные горшки, возраст которых как минимум 13 тысяч лет назад, были найдены на востоке России ^[371] . Граветтийцы евразийских равнин не изготавливали глиняные сосуды, но освоили технологию использования огня, необходимую для керамики, на 15 тысяч лет раньше, чем первые гончары Дальнего Востока России, и на 20 тысяч лет раньше, чем люди на Ближнем

Востоке. Другие свидетельства мы обнаруживаем в рисунках, оставленных граветтийцами в пещерах на юго-западе Франции, в таких местах, как Пеш-Мерль и Ле-Гаренн. Эти рисунки превосходно выполнены, следовательно, граветтийцы уже рисовали в течение долгого времени, просто их творения были недолговечны, и лишь в пещерах сохранились редкие образцы, которым мы теперь можем дивиться.

370

В Дольни-Вестонице, Чешская Республика, керамический инвентарь состоит из более чем 5000 артефактов, которые были обожжены при температуре от 500 до 800 °C около 28–24 тысяч лет назад. Основным источником сырья для керамики был лёсс, мелкая осадочная порода, покрывавшая огромные территории Северной Евразии в эпоху плейстоцена; Р. В. Vandiver et al., ‘The Origins of Ceramic Technology at Dolni V?estonice, Czechoslovakia’, Science 246(1989): 1002–8.

371

Y. V. Kuzmin, ‘The Earliest Centres of Pottery Origin in the Russian Far East and Siberia: Review of Chronology for the Oldest Neolithic Cultures’, Documenta Praehistorica 29(2002): 37–46.

Пещерному искусству придавалось необоснованно большое значение в изучении доисторических периодов. Отчасти это понятно, так как многие из этих образцов чрезвычайно хороши и прекрасно исполнены, однако количество пещер с рисунками и их географическое местоположение ясно указывают на то, что это явление не было широко распространенным и не может рассматриваться в качестве вехи прогресса человечества. Напротив, имеющиеся свидетельства говорят в пользу постепенного, неоднородного и локализованного возникновения, исчезновения и повторного появления искусства, а не внезапной революции ^[372] . Также важно помнить, что в пещерах Юго-Западной Франции или Северо-Западной Испании рисовали далеко не все. Были отдельные мастера, которых можно определить по их стилю и почерку ^[373] , но большинство людей не были способны создать такие удивительные образы, так же как мало кто из нас смог бы повторить фрески Сикстинской капеллы. И хотя некоторые из этих замечательных произведений искусства были созданы самыми первыми предками в Европе, как, например, рисунки, выполненные около 30–27 тысяч лет назад в пещерах Шове и Ле-Гаренн во Франции, большинство из самых известных объектов (пещера Ласко во Франции, Альтамира в Испании 17–14 тысяч лет назад) датируются тысячами лет позднее окончания последней ледниковой эпохи и намного позже граветтской культуры.

372

F. d’Errico, ‘The Invisible Frontier. A Multiple Species Model for the Origin of Behavioral Modernity’, Evol. Anthropol. 12(2003): 186–202.

373

J. V. Turcios, Maestros subterraneos: Las tecnicas del arte Paleolitico (Madrid: Celeste, 1995).

Возможно, мы никогда не узнаем, почему какие-то люди так старались, создавая прекрасные изображения глубоко в пещерах в одном из регионов Западной Европы. Я придерживаюсь мнения, что происхождение такого искусства было функциональным, и преобладание на пещерных рисунках животных, особенно пасущихся травоядных, которые были потенциальной пищей, вероятно, связано с передачей информации об охоте. Мы можем никогда не узнать настоящую причину, по которой эти мастера рисовали именно в этих местах. То, что изображены животные почти исключительно открытой тундростепи, ясно показывает, что граветтийцы были у истоков этой традиции, которая, как мы часто забываем, впоследствии была утеряна охотниками-собирателями Европы эпохи мезолита ^[374] . А не кажется ли нам удивительным, что никто и никогда, похоже, не изображал на стенах пещеры неандертальцев? В этом нет ничего странного, если художники никогда с ними не сталкивались.

374

O. Soffer, ‘Artistic Apogees and Biological Nadirs: Upper Paleolithic Cultural Complexity Reconsidered’, in M. Otte (ed.), Nature et Culture (Liege: ERAUL, 1995), 615–27.

Пока граветтийцы не научились успешно использовать ресурсы тундростепи, основным фактором, ограничивавшим передвижение людей, могла быть вода, особенно в тропиках, а также в других семиаридных регионах, например на Ближнем Востоке и в Средиземноморском регионе. Причина, по которой граветтийцы обладали большей свободой, заключалась в том, что поиск воды не был для них настоящей проблемой. Тундростепь была краем озер, да и в вечной мерзлоте также хранились огромные запасы замерзшей воды ^[375] . Граветтийцы знали об этом, потому что выкапывали ямы для хранения, и могли знать, как в случае необходимости превратить лед в воду при помощи огня. Вода больше не была препятствием для передвижения, но оставалась очень важным ресурсом для людей, которые употребляли в пищу в основном мясо, в результате чего были вынуждены избавляться от повышенного уровня мочевины ^[376] .

375

Finlayson and Carrion, ‘Rapid Ecological Turnover’.

376

H. H. Draper, ‘The Aboriginal Eskimo Diet in Modern Perspective’, Amer. Anthropol. 79(1977): 309–16.

Мы уже видели, как проблема нехватки древесины решалась путем использования кости и других органических материалов, но как насчет камня? Возможно, технологии людей, начиная с самых древних периодов, слишком сильно ассоциировали с каменными орудиями, потому что каменные орудия сохраняются в гораздо лучшем состоянии и в больших количествах, чем деревянные. Люди, выходившие на открытые равнины, оказывались вдали от источников кремня и других камней, подходящих для изготовления инструментов и оружия. Решение этой проблемы — либо обходиться без каменных орудий, либо носить их с собой на охоту. Для последнего требовалось изменить мышление. Брать с собой большое количество тяжелых камней было бы затруднительно для охотников, поэтому решением, которое мы уже подсмотрели у ориньякцев и шательперонцев, стало изготовление более мелкого и легкого оружия и наконечников, которые можно было использовать многократно.