Выпавшие из времени
Шрифт:
Когда до Захара дошло, что происходит, глаза его чуть не выпали из орбит. Жуковскому удалось совершить невероятное - овладеть сознанием неподдающегося, да еще не в личном контакте, а в телефонном разговоре!
– Ну, вот, кажется и все!
– довольно сказал Сергей, завершив разговор.
– Геннадий Николаевич, вы знаете, в каком направлении вам нужно продолжать работу. Думаю, финансирование останется прежним. А теперь будьте добры, проводите нас наверх.
Чеботарев поднялся с дивана и молча пошел к выходу. И таким он показался в этот момент несчастным, что Жуковский пожалел его и коротким мысленным посылом вложил ему в подсознание совет, как исправить нанесенные самому себе повреждения.
–
– Что тут понимать?
– устало вздохнул Сергей.
– Метод Чеботарева не работает, и не заработает больше никогда, вложи в его разработку хоть триллионы. Не только потому, что люди еще не готовы к этому. Продлевая жизнь таким способом, человек теряет что-то важное, я даже сам не разобрался, что именно. Его душа становится беззащитной от проникновения в нее зла. Сам понимаешь, допустить такое я никак не мог.
– А что с премьером?
– Теперь он уверен, что лаборатория разрабатывает новые методы борьбы со смертельными болезнями. И это чистая правда. Если все пойдет так, как нужно, Чеботарев сможет победить рак и атеросклероз. Думаю, это достойное применение для денег незабвенного Роберта Сидорина.
Захар бросил на Сергея взгляд, в котором тот увидел одновременно восхищение, удивление и тревогу, и надолго замолчал. А когда заговорил снова, то сказал совсем не то, что Жуковский ожидал услышать.
– Надеюсь, ты имеешь представление о возможностях главы правительства?
– спросил он тихо, будто опасаясь, что их могут подслушать.
– И понимаешь, какова будет его реакция, если он когда-нибудь узнает о том, что ты сегодня проделал?
Жуковский молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, и Захар сам ответил на свой вопрос:
– Значит, теперь ко всем нашим заботам добавится еще одна - следить, чтобы он никогда об этом не узнал...
Прозрачная пилотская кабина вертолета создавала иллюзию, что тело парит в воздухе. Ковригину всегда нравилось это ощущение, но сейчас он думал совсем не о том. Его мысли кружились хороводом. Неужели свершилось? Неужели они с Игнатом перестали быть одинокими воинами, сражающимися со злом? Эти люди, которые раньше скрывались от него и о существовании которых он только догадался, наконец, признали его за равного! И что оказалось? Что они вовсе не опасны, и зря он подозревал их в страшных грехах. Наоборот, они делают общее дело. Да, новые союзники невероятно, немыслимо сильнее их с Игнатом, но тем большую помощь смогут они оказать в его бесконечной войне с воинством сатаны!
Но в эти радостные мысли, сначала едва заметно, потом все требовательнее тревожным диссонансом стало вплетаться что-то неприятное, будто кто-то чужой обманом проник в созданный им и тщательно оберегаемый от посторонних мир. Всю свою долгую жизнь он выстраивал его, так тщательно скрывая и конспирируя от окружающих, что мир этот, со всеми своими защитными укреплениями, пророс глубоко в подсознание. И сейчас подсознание включило механизмы, которые должны были обеспечить отторжение постороннего влияния. Что произошло? Как этим людям удалось так быстро и легко убедить его, подчинить своей воле? И кому вообще они служат? Уж не тому ли, с кем он боролся всю жизнь?
Штабс-капитан Корж попытался отогнать от себя эту ненужную мысль, но она все сильнее овладевала им. И в какой-то момент система обороны, которую больше века выстраивало его подсознание, одержала верх над невероятно сильным, но кратковременным внушением. В голове у него вспыхнуло - его используют! Используют, будто доступную уличную шлюху! Теперь он действовал вполне сознательно. Разум подсказывал ему единственный выход из сложившейся ситуации.
Вышедшие
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ШЕЛ ШАМАН...
1
Проработав много лет под землей, на пенсию Федор Шестопалов вышел в пятьдесят лет. Большую часть стажа он оттрубил на шахте в Макеевке, а добивал его рядом с полюсом холода, который, как известно, находится в Оймяконском районе Якутии. Из теплого Донбасса в промороженную Якутию он подался, когда приехавший оттуда в отпуск сосед с восторгом рассказал, что за такую же работу, что Федор ломит, выдавая на-гора уголек, на Севере платят в три раза больше, и добывают там не черный уголь, а благородное золото.
К этому времени Шестопалов владел почти всеми подземными специальностями, хоть проходчиком его поставь, хоть взрывником, даже успел заочно окончить институт и мог бы легко занять инженерскую должность. Но не хотел, потому что не любил командовать, да и зарабатывал в забое побольше, чем в конторе.
Случилось так, что приезд соседа с его россказнями про северный рай совпал с взрывом метана на шахте, при котором погибло много знакомых Федора из другой смены. Не будь этого, может быть и пропустил бы он эти байки мимо ушей, да так и остался бы до пенсии в своей Макеевке, но тут вмешался решающий фактор в лице жены Катерины. Упрямая хохлушка чуть не с ножом к горлу пристала: уходи со своей шахты, и все тут! Иначе я от тебя уйду, потому что лучше быть разведенкой, чем вдовой! Этого Федор не хотел, и написал заявление. Но поставил Катерине условие - в Макеевке он не останется, не желая ловить презрительные взгляды друзей-шахтеров. Да и что их тут держало? Комнатушка в семейном общежитии без всяких перспектив обзавестись порядочным жильем?
Так он оказался в столице золотой Индигирки, поселке Усть-Нера. Тут ему сразу повезло. Он прилетел в начале октября, когда только что закончился промывочный сезон и те немногие прииски и старательские артели, которые, кроме открытых разработок россыпей, занимались и подземной добычей золотоносных песков, готовились приступить к нарезке шахт. Так получилось, что в отделе кадров горно-обогатительного комбината он столкнулся с председателем старательской артели "Заря", которому сразу глянулся молодой и крепкий парень с добрым десятком горных специальностей, да еще и с дипломом о высшем образовании и правом на ответственное ведение горных работ. Так Шестопалов и отработал в "Заре" семь лет, зимой под землей, а летом промывая то, что извлекли из шахты.
В первый год своего старательства у Федора язык не поворачивался называть то место, где ему пришлось работать, шахтой. Разве можно было сравнить эту мышиную нору с настоящей шахтой, уходящей на сотни метров под землю и насчитывающей по нескольку подземных горизонтов? А тут осенью, с наступлением морозов закладывали три наклонных ствола, по которым и передвигались-то пешком. Когда ствол, пробив слой наносных отложений, называемых на профессиональном языке торфами, достигал коренных пород, обычно на глубине двадцати пяти-тридцати метров, разбивали большую камеру, именуемую руддвором. Из него прокладывали штреки в направлении других стволов, выдавая при этом на-гора метр коренных и метр наносной породы над ними, тот самый золотоносный слой, который и промывали летом, когда вскрывались реки и ручьи.