Выпитое солнце
Шрифт:
– А как же деньги не крадут? – Октябрина все-таки вытащила из теплого кармана штанов Арсения сто пятьдесят рублей и сунула в ящичек.
– Он приклеен. И стул привинчен к стенке, попробуй.
Октябрина попыталась пошатнуть стул, но удивилась, когда поняла, что даже чуть сдвинуть его не смогла. Ящик тоже не двигался.
– Мне сказали, что в ящике там тоже лежит что-то. Типа отслеживающего устройства для телефона что ли. Короче, ящик просто так тоже не сопрут. Ну, или сопрут, но потом найти его можно тоже.
Октябрина
К вечеру они приехали на заправку – встали на огромной стоянке, поодаль от остальных машин. Позади виднелся забор кемпинга, сверкало в лунном свете озеро. Октябрина даже не поняла, сколько километров за день они успели проехать. До пункта назначения, судя по картам в интернете, четыреста километров, им еще ехать – так сказал Боря. А еще Боря сказал, что они выехали в «приключение», поэтому обычный путь из пункта «А» в пункт «Б» им не подходит.
Полина с Борей направились к будке у входа в кемпинг, а Арсений пригласил Октябрину посидеть на траве. Он вытащил из багажника полотенце, расстелил и подал руку девушке. Октябрина улыбнулась.
Мимо неслись машины. Боря сказал, что по этой дороге ехали на юг, так что в машинах – десятки семей, надувных кругов и надежд на беззаботные десять-четырнадцать дней отдыха. Октябрина вдыхала вечерний воздух – разогревшийся за день асфальт, сухая трава, пыль дорог, пронесенная на сотни, а то и тысячи километров. Арсений сначала лежал на траве, раскинув руки, потом подумал, что, наверное, трава у дороги не слишком-то чистая, и сел рядом, накинув на плечи куртку, и о чем-то задумался. Лицо у него было напряженное.
– Всегда бы вот так сидела, – сказала Октябрина. Путешествие, первое за много лет, ее разморило, вскружило голову, и она позволила себе прислониться к боку Арсения своим. Арсений не отодвинулся, он вовсе не пошевелился.
– Понимаю, – сказал Арсений. – Я тоже вот так любил сидеть и смотреть на машины. Ездить тоже.
– Я бы жила вот так всегда. Мне так хотелось, так хотелось… – Она осеклась.
– Чего хотелось?
– Ну, вот так, путешествовать, ехать куда-то, – сориентировалась Октябрина. – Хочется как-то вырваться хоть куда-то. Я так никогда не ездила.
– Ты никогда не ездила далеко на машине? – удивился Арсений, а Октябрина кивнула и поправила толстовку на плечах. – Все когда-то бывает в первый раз.
– Это-то понятно. Но я не настолько свободная, как вы, – выдавила Октябрина тихо. – Смогу ли я также ездить? Это вы меня сейчас позвали и взяли, а я? Я-то…
– Все у тебя получится, почему ты думаешь, что нет? – Арсений улыбнулся.
– Да не надо вот так.
– Как «так»?
– Так. Говорить, а не верить в то, что говоришь.
– Почему ты думаешь, что я не верю в то, что говорю?
– А ты что, думаешь, я на самом деле смогу изменить свою жизнь? – Октябрина отстранилась, посмотрела на него. –
– Мы обычные. – Арсений все еще улыбался. – И ты – такая же. Все люди по натуре такие, они просто забыли об этом.
– Какие такие? – переспросила Октябрина. – Свободные что ли?
Арсений засмеялся.
– Ты сама сказала об этом. Я про это же тебе и говорю.
Октябрина смогла только вздохнуть.
Арсений тряхнул головой, и из волос его посыпались травинки. Желтые светлячки придорожных фонарей светили тускло, над дорогой поднималась пыль.
– Всего одной спички достаточно, чтобы разгорелся пожар. Вот увидишь. Ты уже ее меняешь. – Он натянул куртку. Холодало. – Ты думаешь, я так сразу хоть немного стал чувствовать себя нормальным? Нет. У меня свободы всегда было много, но я не чувствовал ее. Я тебе больше скажу – я чувствовал себя узником в собственном теле. Так себе чувство, скажу тебе.
Октябрина усмехнулась. Чувство ей знакомо.
– Знаешь, бывало и так, что я совсем не мог найти себе места. Чуть что, чуть заноет в груди, и я уже мчусь по М4 мимо обезглавленных ветром берез, коттеджных поселков и заправок. И каждый раз, словно птица, которой отчего-то некуда лететь и некуда возвращаться. – Арсений подергал цепочку на шее и посмотрел на небо. Мимо пролетали машины, земля дрожала. Арсений схватился за траву, пальцы его переплелись с землей. – Сосны, черные, обожженные снизу, рыжие и загорелые к макушкам. Знаешь, на кого похожи? Они как мальчуганы и девчонки детсадовского возраста.
– Никогда не замечала. – Октябрина сама не заметила, как улыбнулась. Машин не слышно.
– Поездишь с мое, не такое замечать будешь. – Арсений улыбнулся. – У меня было в жизни всякое. Бывало, что год почти лежал, не вставал. Не не мог – не хотел. А потом потянуло на беготню. Моим любимым развлечением, которое бы успокаивало душу, было ехать и смотреть, как природа менялась. Сосны сменяются акациями к югу, трава сменялась топями к северу. Эти наблюдения меня заземляли. Я видел, что вокруг меня есть что-то более важное, великое, вечное, чем я. Меня эти мысли успокаивали. Значит, раз я так неважен, могу ошибаться. Значит, у меня есть право на исправление. Значит, мир проживет и с моими ошибками, ничто не порушится, если я продолжу быть человеком.
– Ты так говоришь, будто столько гадства в мире натворил. – Октябрина заправила прядь отросших волос за ухо. – А на тебя так посмотришь, послушаешь тебя, и, кажется, что ты самый праведный человек на свете.
– Ой, не говори так. – Покачал головой Арсений и положил обе руки на колени. Спина его чуть сгорбилась. – Знаешь, как я пришел к М4? А я не помню. Помню только, что был в таком отчаянии, что знал названия всех деревень и хуторов по этой трассе.
– Так это же уже после…
– После конечно. В этом-то и дело. В моей тоске брат не виноват. В ней виноват я сам.