Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи
Шрифт:
Аналогичные историографические списки можно приводить едва ли не по каждой отдельной теме. Такого рода работы вносят свой важный вклад в общее дело сбора и осмысления эмпирического материала, подготавливая следующий этап более широкого исторического и даже философского обобщения.
1.4. Историография социальных «этажей»
Давно замечено, что в гуманитарных науках, в отличие от естественных, разные парадигмальные подходы сосуществуют друг с другом, представляя полноправные точки зрения на один и тот же предмет [61] . Это в полной мере справедливо и для истории. Сегодня по-прежнему сохраняется как минимум два парадигмальных подхода к истории – макро- и микроисторический (об этом подробнее в следующей главе). На первоначальном этапе изучения сталинской эпохи доминировал скорее традиционный, макроисторический взгляд, при котором предметом рассмотрения чаще всего становились действия отдельных правителей, центральных органов власти, в целом государства. С начала 1990-х годов появилось большое число работ, посвященных непосредственно И. Сталину (например, Д. Волкогонова [62] , Р. Такера [63] , С. Семанова и В. Кардашова [64] , Д. Ранкур-Лаферриера [65] , Ю. Жукова [66] , С. Рыба са [67] ), другим центральным деятелям той эпохи [68] , их взаимоотношениям [69] , женам и детям [70] , быту и т. д.
61
Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2003.
62
Волкогонов Д. А. Сталин. Политический портрет: в 2 т. М.: Новости, 1992.
63
Такер Р. Сталин. История и личность. Путь к власти. 1879–1929;
64
Семанов С. Н., Кардашов В. И. Иосиф Сталин, жизнь и наследие. М.: Новатор, 1997.
65
Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина. М.: Прогресс-академия, 1996.
66
Жуков Ю. Н. Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933–1937 гт. М.: Вагриус, 2003.
67
Рыбас С. Ю. Сталин. 2-е изд. М.: Молодая гвардия, 2010.
68
Берия: Конец карьеры / сост. В. Ф. Некрасов. М.: Политиздат, 1991; Брюханов Б. Б., Шошков Е. Н. Оправданию не подлежит. Ежов и ежовщина. 1935–1938. СПб.: Петровский фонд, 1998; Жуков Ю. Н. Тайны Кремля. Сталин, Молотов, Берия, Маленков. М.: ТЕРРА, 2000; Карпов В. В. Генералиссимус: Историко-док. изд. Кн. 2. Калининград: Янтарный сказ, 2002; Кирилина А. А. Неизвестный Киров. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002; Роговин В. З. Партия расстрелянных. М.: Аргументы и факты, 1997; Чуев Ф. И. Каганович. Шепилов. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001; Чуев Ф. И. Молотов: Полудержавный властелин. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999; Карпов В. В. Расстрелянные маршалы. М.: Вече, 1999 и т. д.
69
Медведев Р. Они окружали Сталина. М.: Изд-во политической литературы, 1990; Хлевнюк О. В. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 1930-е годы. М.: Россия молодая, 1993; Костырченко Г. Маленков против Жданова. Игры сталинских фаворитов // Родина. 2000. № 9. С. 85–92; Пихоя Р. Москва. Кремль. Власть. 40 лет после войны. 1945–1985. М.: Русь-Олимп; Астрель; АСТ, 2007.
70
Васильева Л. Кремлевские жены. М.: Вагриус, 2007; Васильева Л. Дети Кремля. М.: АСТ, 1998.
Сюда же можно отнести работы, посвященные событиям сталинской эпохи, но сфокусированные на действиях центральной власти, например деятельность Сталина в процессе укрепления своей диктатуры в послевоенные годы [71] , описание «Ленинградского дела» [72] , антисемитизма и борьбы с космополитами [73] , гонений на ученых и т. д.
Такой подход сегодня уже не нуждается в развернутой критике. У него есть свои достоинства, поскольку именно в его рамках ищутся ответы по поводу мотивации поведения верховных правителей, рациональные объяснения принятия того или иного решения, проведения кампаний, политики. Хватает и недостатков: сведение всего исторического процесса к личностному фактору, отождествление процессов с идеологией, сведение истории взаимоотношений власти и общества к простой схеме «воздействие – реакция».
71
Хлевнюк О., Горлицкий Й. Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры / пер. с англ. глав 1, 2, 6 А. А. Пешкова. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Прези дентский центр Б. Н. Ельцина», 2011.
72
Пыжиков А. В. Ленинградская группа: Путь во власти (1946–1949) // Свободная мысль. 2001. № 3. С. 89–104.
73
Медведев Ж. А. Сталин и еврейская проблема. Новый анализ. М.: Права человека, 2003; Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2003.
Однако уже к 2000-м годам в историографии сталинской эпохи наступает период, который можно охарактеризовать, как увлечение повседневностью. Доступ к архивам, причем не только центральным, но и местным, региональным, наработанные навыки среди профессиональных историков к систематической работе с источниками этой поры (что не происходит в одночасье), равно как и знакомство с новыми методологическими приемами микроистории, истории повседневности, новой культурной истории постепенно привели к созданию обширной литературы, посвященной изучению повседневности.
Очевидно, что это увлечение разворачивалось в два этапа. На первом этапе оно было спровоцировано как раз интересом к центральным фигурам сталинской эпохи, включая вождей, руководителей, военачальников, известных деятелей культуры. Публикуя и комментируя биографии известных людей, пытаясь ответить на вопросы, почему они вели себя так, а не иначе, исследователи волей-неволей приходили к необходимости использовать концепции культуры, повседневности, практик. Так, показательными работами здесь являются работы В. Антипиной «Повседневная жизнь советских писателей. 1930–1950-е годы» [74] , Н. Лебиной и А. Чистикова «Обыватель и реформы» [75] , М. Чегодаевой «Два лика времени» [76] .
74
Антипина В. Повседневная жизнь советских писателей. 1930–1950-е годы. М.: Молодая гвардия, 2005.
75
Лебина Н. Б., Чистиков А. Н. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 2003.
76
Чегодаева М. Два лика времени (1939: Один год сталинской эпохи). М.: Аграф, 2001.
В работе М. Чегодаевой «Два лика времени», посвященной истории советской литературы, встречается такой образ: «Бытие советского человека проходило одновременно в трех почти не соприкасающихся плоскостях, на трех “этажах” фантастического здания, каковым являл себя Советский Союз» [77] . Позднее историк О. Лейбович конкретизировал этот образ, превратив, по сути, в методологический принцип изучения (о чем более подробно в следующих главах): мир идей (светлого будущего), мир обыденный и мир криминальный, мир ГУЛАГа. При этом он подверг серьезной критике практику необдуманного применения термина «повседневность», уточнил научный концепт, стоящий за этой метафорой, интерпретируя его не только как «личностно ориентированные практики, в наименьшей степени подверженные воздействию современной им политической и даже экономической систем», но как «осознанный, прочувствованный, понятный для современников жизненный мир», в котором «сильно связующее начало, позволяющее людям соединять в одно целое искусство, политику, нравственность и религию» [78] . Такое толкование повседневности действительно приводит к впечатляющим результатам, когда методы изучения повседневности были распространены на самые разные категории людей, доказательством чему служат книги Ш. Фицпатрик [79] , «Советские люди» Н. Козловой [80] , «В городе М» О. Лейбовича [81] , «Советская повседневность» И. Орлова [82] , «Очерки коммунального быта» И. Утехина [83] , «Послевоенное советское общество» Е. Зубковой [84] , «Лагерная культура в воспоминаниях бывших заключенных» А. Кимерлинг [85] и многие другие.
77
Там же. С. 20.
78
Лейбович О. Дом о трех этажах, или Как изучать повседневность поздней сталинской эпохи // Астафьевские чтения (ноябрь 2008). Пермь: Мемориальный центр «Пермь-36», 2009. С. 250–264.
79
Фицпатрик Ш. Указ. соч.; Фицпатрик Ш. Ста линские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы. Де ревня. М.: РОССПЭН, 2008.
80
Козлова Н. Н. Советские люди. Сцены из истории. М.: Изд-во «Европа», 2005.
81
Лейбович О. В городе М…
82
Орлов И. Б. Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010.
83
Утехин И. Очерки коммунального быта. М.: ОГИ, 2004.
84
Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. М.: РОССПЭН, 1999.
85
Кимерлинг А. С. «Каждый старался выжить, откровенно говоря…»: лагерная культура в воспоминаниях бывших политзаключенных // История сталинизма. Принудительный труд в СССР. Экономика, политика, память. М.: РОССПЭН, 2013.
1.5. Историография «повседневной жизни»
Влияние истории повседневности на общее поле исследований сталинизма оказалось достаточно весомым. Даже те из историков, кто оставался верен институциональному анализу, не избежали этого влияния. Постепенное накопление материала по истории повседневности, осознание того, что изучение повседневности не есть «бытописательство», что оно приближает историков к более полному пониманию эпохи, делает ее описание многомерным, «насыщенным» (по терминологии К. Гирца). Это же приводит и к переструктурированию предмета исследования. Теперь исследователи все чаще уделяют внимание глубокому изучению отдельных институтов, таких как СМИ, предприятие, семья, лагерь, отдельных социальных групп – крестьянства, рабочих, номенклатуры – либо вообще отдельных элементов жизни – праздников, мифов, отдыха. Отличительной особенностью таких работ следует считать комплексное изучение одной отдельно взятой проблемы с разных сторон с привлечением как «низового» материала, так и системного анализа. Причем путь к такого рода исследованиям прокладывают в равной мере и историки повседневности, поднимаясь от частных случаев к обобщениям, и «историки институтов», опускаясь за подтверждением своих оценок происходящего до действий простого человека. В качестве примера таких исследований можно указать труды уже упоминавшихся Ш. Фиц патрик, Н. Верта, А. Блюма, О. Лейбовича,
86
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.
87
Фильцер Д. Советские рабочие и поздний сталинизм. М.: РОССПЭН, 2011.
88
Советская власть и медиа: сб. статей / под ред. Х. Гюнтера, С. Хэнсген. СПб.: Академический Проект, 2005.
89
Кухер К. Парк Горького. Культура досуга в сталинскую эпоху 1928–1941. М.: РОССПЭН, 2012.
90
Янковская Г. А. Искусство, деньги и политика. Художник в эпоху позднего сталинизма. Пермь, 2007.
91
О'Махоуни М. Спорт в СССР: физическая культура – визуальная культура. М.: Новое литературное обозрение, 2010.
92
Дэвис С. Указ. соч.
93
Рольф М. Советские массовые праздники. М.: РОССПЭН, 2009.
94
Горяева Т. М. Радио России. Политический контроль радиовещания в 1920-х – начале 1930-х годов. Документированная история. М.: РОССПЭН, 2000.
Отдельно необходимо сказать о некоторых вариациях этого направления исследований. Прежде всего о междисциплинарных исследованиях, в которых делается попытка взять в качестве отдельного предмета исследования некоторые явления культуры или духовной сферы, имеющие неожиданное и злободневное звучание. В таких работах плодотворно применяются различные концепции из смежных наук (лингвистики, философии, антропологии, социологии), но отнести их к истории повседневности все же нельзя. Скорее в таких исследованиях речь идет о трансцендентальных категориях мышления, археологии знания, мифологии культуры. Так, в работе О. Хархордина «Обличать и лицемерить» делается попытка на основе анализа дискурсов советской (в основном сталинской) эпохи выяснить, как складывалась советская личность и специфическое понимание советского коллектива [95] . В сборнике «Образ врага», составленном Л. Гудковым [96] , дается представление о генеалогии и бытовании одного из краеугольных образов советской пропаганды. В работе С. Бойм «Общие места: Мифология повседневной жизни» [97] проводится критический анализ мифологических представлений советской повседневности («мещанство», «быт», «русская душа»). В работе Л. Гудкова «Нега тивная идентичность» дается анализ условий и этапов становления идентичности советского общества [98] . В рабо те И. Жереб ки ной «Феминистская интервенция в сталинизм, или Сталина не существует» предпринята попытка выявить комическое в сталинском тоталитаризме и зарождение русского феминизма в недрах сталинского общества [99] . В сборнике «Проектное мышление сталинской эпохи» [100] анализируется статус науки и ее роль в становлении идеологии данного периода.
95
Хархордин О. В. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности. СПб.; М.: Европейский ун-т в Санкт-Петербурге; Летний сад, 2002.
96
Образ врага / сост. Л. Гудков; под ред. Н. Кондратова. М.: ОГИ, 2005.
97
Бойм С. Общие места: Мифология повседневной жизни. М.: Новое литературное обозрение, 2002.
98
Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997–2002 годов. М.: Новое литературное обозрение, 2004.
99
Жеребкина И. Феминистская интервенция в сталинизм, или Сталина не существует. СПб.: Алетейя, 2006.
100
Проектное мышление сталинской эпохи / сост. М. П. Одесский. М.: Российский гос. гуманит. ун-т, 2004.
В рамках этого направления можно отметить и другие случаи позитивной «интервенции» на историческое поле со стороны представителей других наук. Например, опыт анализа языка Н. Купиной [101] , Б. Сарнова [102] , жанровый анализ Е. Суровцевой [103] , анализ развития городов в сборниках «Город и деревня…» [104] и «Пермь как стиль…» [105] , исследование политических закономерностей развития в коллективных трудах А. Ахиезера, И. Клямкина, И. Яковенко [106] и В. Ильина, А. Ахиезера [107] .
101
Купина Н. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатерин бург; Пермь: Изд-во Уральского ун-та – ЗУУНЦ, 1995.
102
Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М.: Материк, 2002.
103
Суровцева Е. В. Жанр «письма вождю» в советскую эпоху (1950-е – 1980-е гг.). М.: Изд-во «Аиро – XXI», 2010.
104
Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001.
105
Пермь как стиль. Презентации пермской городской идентичности / под ред. О. В. Лысенко; вступ. ст. О. Л. Лейбовича. Пермь: Редакционно-издательский совет ПГГПУ, 2013.
106
Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? М.: Новое издательство, 2005.
107
Ильин В. В., Ахиезер А. С. Российская государственность: истоки, традиции, перспективы. М.: Изд-во МГУ, 1997.
Такие способы конструирования объекта и предмета исследования в одно и то же время и существенно расширяют наше знание и представление о сталинской эпохе, и ставят новые вопросы и тем самым открывают путь к новым способам анализа исторических источников и новым способам концептуализации истории.
1.6. Историография кампаний
Историография кампаний иная. С одной стороны, мало найдется книг по сталинской эпохе, в которых не упоминалось бы о кампаниях. Это и не удивительно, поскольку кампании еще со времен военного коммунизма стали неотъемлемым элементом управления Советского Союза. «“То на скаку, то на боку”, “то лежим, то бежим”, “сначала спячка, потом горячка” – эти поговорки, являясь символом кампанейского подхода, отражают важный стереотип мышления и поведения как политиков самого высокого уровня, так и обычных “маленьких” людей» [108] , – пишет С. Ульянова, один из историков, посвятивших свою работу кампаниям. Однако чаще всего кампании в работах появляются либо как фон (предпосылка) описываемых событий, либо как последствие воздействия каких-то факторов. Примером первого типа может стать сборник «Подвластная наука? Наука и советская власть», где даже названия отдельных статей звучат в этом ключе: «“Великий перелом” и геохимия» [109] , «Физики и борьба с космополитизмом» [110] . Логика такого рода исследований проста: «в это время шла очередная кампания, она затронула героев так-то и так-то». Примеры второго типа тоже можно встретить в изобилии. Вот один из них: «…к концу 40-х годов престарелый и страдавший от многочисленных хронических недугов диктатор окончательно превратился в патологического юдофоба, которому повсюду стали мерещиться происки, заговоры сионистов. Особенно наглядно это проявилось в “деле врачей” 1953-го года» [111] . И дело не в том, что авторы неправы: разумеется, проходящие кампании оказывали самое непосредственное воздействие на людей, социальные группы и институты, а отдельные кампании действительно могли быть спровоцированы личными пристрастиями вождя, злободневными проблемами или идеологическими установками. Дело в том, что при таком подходе ускользает одна важная деталь: сами по себе политические кампании являются целостным историческим явлением, определенным шаблоном политики, который, однажды возникнув, повторяется раз за разом, причем не только в рамках сталинской эпохи, но и много позже нее. Именно это и делает изучение кампаний актуальным для исторической науки.
108
Ульянова С. Б. «То на скаку, то на боку»: Массовые хозяйственно-политические кампании в петроградской/ленинградской промышленности в 1921–1928 гг. СПб.: Изд-во Политех. ун-та, 2006. С. 4.
109
Тугаринов И. А. «Великий перелом» и геохимия // Подвластная наука? Наука и советская власть / сост., науч. ред. С. С. Неретина, А. П. Огурцов. М.: Изд-во «Голос», 2010. С. 243–278.
110
Томилин К. А. Физики и борьба с космополитизмом // Подвластная наука? Наука и советская власть / сост., науч. ред. С. С. Неретина, А. П. Огурцов. М.: Изд-во «Голос», 2010. С. 411–467.
111
Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2001. С. 707.
Разумеется, к такому пониманию политических кампаний должны были привести значительные успехи в изучении сталинизма в целом. Весь предыдущий обзор иллюстрирует этот путь. По мере того, как исследователи в своем поиске двигались от центральных фигур к «простому человеку», от больших институтов к повседневности, от столицы к провинции, им открывались все новые горизонты и аспекты изучаемой эпохи. Сейчас, когда разработаны и воплощены в жизнь приемы анализа разных уровней исторической реальности, разные исследовательские оптики, становится возможным от описания событий перейти к описанию механизмов, но уже на новом уровне, от перечисления «дел» – к сравнительному анализу, типологизации и рассмотрению структуры.