Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи
Шрифт:
• избеганию предписанного места (например, известные случаи переезда людей, знавших о своем предстоящем аресте, либо переход колхозных крестьян в статус рабочих, причем даже не покидая деревни);
• созданию неформальных связей, помогающих их участникам выжить (системы блата, неформальных связей, неформальной экономики и т. п.);
• притворству и обману, в особенности при навязывании властью определенной идентичности (сокрытие социального происхождения, смена фамилии, отказ от родственных отношений);
• использованию властных практик для достижения собственных, не предусмотренных властью целей (использование политических кампаний и партийных норм для построения карьеры, сведения счетов, восстановления семьи, корыстные интересы).
Классификация тактик де Серто носит, разумеется, умозрительный характер. Здесь она приводится как пример возможного анализа, но
На уровне конкретных исторических исследований эта методология наиболее ярко воплотилась в трудах А. Людтке. В основе его Alltagsgechichte (истории повседневности) лежит утверждение: «…реконструкция повседневных практик совершенно отчетливо показала, что тотального контроля нацистской власти над германским обществом не существовало. Даже в самых сложных ситуациях у людей имелся выбор» [183] . Людтке говорит о существовании «своеволия» или «своенравного упрямства», что трактуется «как отстаивание работником определенной автономии на своем рабочем месте… работники тем или иным путем стремились находить ниши в заводских порядках, чтобы “не мытьем, так катаньем”, а если надо – то и путем… “валяния дурака”, своевольно и упрямо утверждать собственное гордое и своенравное “я”» [184] .
183
Журавлев С. В. История повседневности – новая исследовательская программа для отечественной исторической науки. Предисловие // Людтке А. История повседневности в Германии: Новые подходы к изучению труда, войны и власти. М.: РОССПЭН, 2010. С. 18.
184
Там же. С. 19.
Таким образом, работы де Серто позволяют увидеть в политических кампаниях ту глубину, которая ускользает в простой обличительной логике тоталитаризма. Но учитывая, что его теория создавалась совсем по другому поводу, следует ее дополнить еще некоторыми замечаниями.
Прежде всего, не надо абсолютизировать способность людей противостоять воздействию власти, особенно в изучаемую эпоху. Не факт, что применяемые уловки всегда оказывались успешными, и не факт, что все без исключения жители Советской России ими пользовались. Напомним, речь в этой главе идет о методологическом аппарате исследования, но не о выводах. Сама возможность еще не означает ее реализации.
Далее, отождествление «стратегий» с действиями власти есть скорее абстракция, нежели реальность. Возвращаясь к метафоре трехэтажного дома, где верхний этаж представляет собой мир идеального, сконструированного по лозунгам и художественным произведениям бытия, необходимо признать: в сталинскую эпоху все социальные группы, в том числе непосредственно осуществлявшие власть (номенклатура и органы НКВД-МГБ), сами оказывались в роли определяемых и идентифицируемых «слабых», хотя и в разной степени. Поэтому можно говорить о тактических практиках не только применительно к «простым гражданам», но в не меньшей степени и к привилегированным слоям населения.
И последнее. В отличие от де Серто, создававшего теорию и строившего свои рассуждения на основании личных наблюдений и аналитических процедур, историк лишен возможности «глубокого исследования» своих персонажей, но должен описывать частные случаи. Он не может расспросить людей, о которых пишет, не может за ними пронаблюдать, добыть дополнительные документы, погрузиться в их повседневность. Чаще всего историк имеет дело с обрывочными сведениями и формальными документами, такими как протоколы собраний, письма в газету или в партийные органы, следственные дела, созданными не для удобства их изучения, а в логике бытовавших в то время практик. Это создает множество дополнительных трудностей при интерпретации истинных мотивов поведения людей. Большой удачей является обнаружение эго-документов, в особенности дневников, позволяющих понять не только канву событий, но и личное, не предназначенное для публичного воспроизводства, мнение, но такое случается не часто. Гораздо чаще приходится воздерживаться от искушения «полного объяснения» в пользу научной добросовестности, ограничиваясь простым указанием: «мы этого знать не можем».
Глава 3. Социально-экономическая ситуация и повседневность молотовской области в послевоенные годы
Город Молотов (ныне Пермь) был в послевоенные годы большим индустриальным центром страны. В городе по переписи 1959 г. проживало 629 тыс. человек (в области – 2 992 876
185
Таблицы 3, 4. Распределение населения по национальности и родному языку // РГАЭ РФ. Ф. 1562. Оп. 336. Д. 1566а–1566д. http://demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_59.php?reg=54.
186
http://www.mysteriouscountry.ru/wiki/index.php.
187
Личман Б. В. Региональная индустрия в СССР. Екатеринбург: Уральский политех. ин-т, 1992. С. 217.
3.1. Заводской мир городского жителя
Ключевую роль в жизни города Молотова играли заводы. Жизнь в разных районах была организована заводами и фабриками. Люди работали на предприятии, жили в домах или бараках, им построенных, отдыхали здесь же в домах культуры. Связь с другими районами города была довольно слабой. У горожан отсутствовала необходимость часто перемещаться из одного района в другой. Аналогичная ситуация складывалась в небольших городах Молотов ской области.
В Молотовской области в послевоенные годы на учете состояло 832 действующих промышленных предприятия [188] . В их число входили реконструированные дореволюционные заводы и фабрики, новостройки сталинских пятилеток и эвакуированные оборонные заводы. Многие работали в состоянии постоянной аварийной или предаварийной ситуации. Упоминания о проблемах с оборудованием были даже в отчетах об успехах предприятий. В «Справке о работе химической промышленности и цветной металлургии Молотовской области в 1946 г.» указано, что на Березниковском азотно-туковом заводе в январе 1946 г. «была крупная авария, явившаяся следствием запущенности оборудо вания» [189] . Много было недостроенного или требовавшего срочной реконструкции.
188
См.: Стенограмма 5 пленума [Молотовского] обкома КПСС. Запись от 11.04.1957 // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 24. Д. 5. Л. 67.
189
Справка о работе химической промышленности и цветной металлургии Молотовской области в 1946 г. // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 12. Д. 218. Л. 186.
Несмотря на кампании по мобилизации населения на ударный труд, зачастую планы выполнялись менее чем на 50 %. Даже самая значимая государственная директива – «сталинское задание» – не исполнялась вовремя. «В Березниках еще не было случая, чтобы приказы за подписью товарища Сталина исполнялись в срок» [190] , – писал корреспондент газеты «Звезда» секретарю Молотовского обкома о долгострое магниевого завода.
Остановимся на ценах послевоенных лет. По дневникам А. Дмитриева можно восстановить некоторые реальные цены на продукты и промтовары. Сапоги на колхозном рынке города Молотова («Головки у них хромовые, подметки кожаные, а голенища кирзовые, но на вид приличные» [191] ) стоили 400 руб. Интересно, что носить их он собирался с галошами, которые раньше носил на полуботинках. В цехе на заводе № 19 был собственный сапожник, ему А. Дмитриев продал свои старые сапоги, у которых «только голенища были хорошие», за 200 руб.
190
Данилкин М. Т. Прассу Ф. М. 12.05.1950 // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 5.
191
Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 9–10 (Записки о жизни). Запись от 8.04.1947. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 13. Л. 2.