Выпускник
Шрифт:
Остаемся наедине с комсоргом.
Подхожу к своей кастрюле. Борщ давно готов, я важно помешиваю.
— Макар. Расскажи, что случилось? — в ее руках появился блокнот с ручкой.
Делаю вид, что очень занят.
— Макар, ну пожалуйста, мне нужно получить информацию из первоисточника. Девчонки там разное болтают.
— Лида, собрание отменяется, — говорю я, не оборачиваясь.
— Как отменяется?
Беру в руки кастрюлю с борщом, держась за ручки полотенцем.
— Просто отменяется и все. Серегина
Смотрю на нее так проникновенно, что комсорг теряется.
— Ты серьезно, Сомов?
— Конечно. Я в такие игры не играю. Будущую карьеру журналистам не порчу. Девчонки просто шутили.
— Шутили? Ну, Сомов, хороши у вас шуточки! Нашли чем заниматься, вовлекая всю общественность.
— Ну, я — то точно никого не вовлекал. Это Серегина решила устроить шоу.
— Какое еще шоу? — записывает Веселова непонятное слово в блокнот.
— Ну, как тебе объяснить. Подиум такой решила устроить из общежития, мисс общежития стать.
— Мисс общежития? — округляет глаза комсорг. — Что за самодеятельность?
— Вот этого я не знаю, — жму плечами. — Какие — то там ваши женские штучки, — прохожу со своим борщом мимо нее в двери.
Веселова стоит с открытым ртом, что– то прокручивая в своей голове. Неожиданно ее озаряют светлые мысли.
— Послушай, Макар. Маше Серегиной не плохо было бы перед тобой извиниться. Я прослежу за этим.
Застываю с кастрюлей в руках.
— Кстати, она еще должна сказать тебе — спасибо, что ты отменил заявку на комсомольское собрание, пожалел ее, чтобы не отчислили из университета. Можно сказать, спас ее.
— Нет, Лидия, это была не моя идея с комсомольским собранием. Меня не вмешивай. Разбирайся со своими ба… девочками сама.
— Даже не сомневайся, Макар. Я обязательно разберусь.
— Спасибо тебе, Лида. Ты настоящий комсомольский вожак. И еще, не надо мне никаких извинений и благодарностей от Маши. Я уже все забыл.
Веселова снова разрумянилась теперь уже от удовольствия, что я признал ее лидерские качества.
— Надо же, мисс она захотела стать. А, еще комсомолкой называется, — доносится мне вслед.
Хмыкаю и иду к себе на этаж.
Захожу в комнату с ноги, так как руки у меня заняты.
Парни валяются на своих кроватях. Михаил пялится в открытый учебник. Колька задумчиво в стену уставился, словно дырку пытается просверлит взглядом к соседям.
А Серега бренчит на гитаре мелодию Высоцкого, поет «Песню о друге» из кинофильма Говорухина «Вертикаль».
— Так, все дружно наваливаемся, пока горяченький! — ставлю в цент стола на разделочную доску кастрюлю с борщом и открываю крышку.
Обалденный запах тут же наполняет небольшую
Достаю с полки тарелки, расставляю на столе и большим половником разливаю борщ по тарелкам.
Кольке не терпится, не дожидаясь меня, то бишь дежурного, нарезает большими ломтями серый пшеничный хлеб, укладывает в центр стола на плоскую тарелку с чуть отбитыми краями.
Этот трофей тоже достался нам от бывших старшекурсников.
Серега достает из тумбы стеклянную банку с деревенской сметаной, закрытую сверху фольгой и завязанную туго веревкой.
— Ну, парни, сегодня у нас пир живота!
— Сом, тут сорока на хвосте принесла, что сегодня ты знатно отметился на женском этаже общаги. Погонял там девчат. С чего бы вдруг? — с любопытством бросает Сычев, хватая ложку и хлеб, приступает к борщу.
— А ты не верь сороке. Может брешет, — пряча усмешку, беру ложку и хлеб и вслед за всеми приступаю к еде.
— Да ты прям интригуешь, — замечает Сытин.
Отмалчиваюсь.
Все дружно поели, я дежурный, поднимаюсь с места.
Беру с нашей кухонной тумбы чайник, чтобы отправится на кухню.
В дверь кто– то робко стучит.
— Входите! — кричит Михаил.
Дверь распахивается, в комнату сначала входит Лидия — наш комсорг, а за ней следом бочком протискивается Маша Серегина.
Ставлю чайник на место, поворачиваюсь к парням, подмигиваю, они в легком замешательстве, но это не смущает меня.
Устраиваюсь на своем стуле, как король на троне. Откидываюсь на спинку стула, и закидываю ногу на ногу.
Лида отходит в сторону и толкает Серегину вперед себя.
— Ну, Маша, давай! — говорит она и умолкает.
Парни отодвигают свои тарелки и с любопытством разглядывают девушек.
Серегина смотрит в пол и молчит.
— Лидия, я понимаю, это все? — ровно обращаюсь к комсоргу.
— Нет, Макар, сейчас, — дергает Серегину за руку. — Давай уже, видишь, все ждут.
— Макар, прости меня, пожалуйста, — мямлит Машуня, по–прежнему опустив глаза в пол.
— Мария, извинения приняты. Могла бы и не извиняться, я и так уже все простил и забыл. Ну, бес попутал, бывает, ничего страшного.
— Макар, я не виновата, я не хотела, втягивать в это тебя, — поднимает голову наконец виновница и смотрит мне в глаза.
— А кто виноват? — с усмешкой спрашиваю я. — Может, Лидия?
— Я? — тычет себе в грудь комсорг. — С какой стати? Я понятия не имела, что они там поспорили, — возмущается Веселова.
— Как же я мог забыть, — театрально бью себя ладонью в лоб. — Машуня же поспорила на меня.
— Поспорила на тебя? — не выдерживает Сычев. — А на что?
— Мария, вот, расскажи моим товарищам комсомольцам, на что ты спорила? Видишь, всем интересно, как такая юная комсомолка, спортсменка и просто красавица спорит на живых людей.