Выпускник
Шрифт:
— Серегина, у тебя все нормально?
Тут явно что–то не так. Вытираю пот со лба.
Может, ей температуру надо померить?
А может, я скучаю по Горшковой? Но это вообще несерьезно.
Вернулся прежний Макар Сомов, который со школы в нее влюблен, и тут тебе материализовалась Светка.
Которая вселилась в Серегину?
Нет, такого просто не может быть. Я брежу.
— Макар! Вставай! Уже два будильника отзвонили. Один к твоему уху даже подносили, но ты ни
— Да он там всю ночь кувыркаешься с какой–то Светкой Горшковой. На черта ему теперь идти сдавать зачет, она у него уже все приняла! — смеется Серега Сычев.
Зачет. Мгновенно просыпаюсь.
Подтягиваюсь на кровати, сажусь, упираясь босыми ногами в холодный пол. Тру сонные глаза.
— Ну, Серегина, — зло бубню я.
— А Серегина– то при чем? — подает голос Коля Сытин. — Помешала что ли вам с Горшковой?
Смеются все. Веселые ребята, а мне не до смеха.
Проснулся с такой «утренней древесиной».
Молча поднимаюсь с постели, натягиваю классическую майку советской эпохи и треники. Достаю из тумбочки зубную пасту «Поморин», зубную щетку, мыло «Земляничное», перевешиваю полотенце через плечо, и отправляюсь в общий мужской туалет на этаже.
Спустя час я стою перед дверью кабинета истории КПСС.
Преподаватель Волошин Сергей Иванович ждет меня внутри, как хищник в засаде.
У него проницательные глаза и вечная ухмылка, будто он знает о тебе больше, чем ты сам.
Вот сейчас и проверим.
Вхожу, замираю у порога. Волошин сидит за массивным дубовым столом, украшенным кучей бумажных завалов.
Его взгляд пронзителен, как игла, а сам он невысокий, но с такой уверенностью, будто в нём метр девяносто. Волосы седые, аккуратно уложены, очки с тонкой оправой, и, конечно, эта злорадная ухмылка.
— Заходите, Сомов, — протягивает он, не поднимая глаз от бумаг. — Готовы к зачету?
Сажусь напротив, выпрямляю спину.
— Да, Сергей Иванович, готов.
Он наконец поднимает голову, пристально смотрит на меня, словно читает мысли.
Пауза затягивается.
— Хорошо, начнем, — наконец говорит он. — Расскажите мне о причинах и последствиях Октябрьской революции.
Говорю быстро, стараясь не запинаться, вспоминаю все, что читал ночью. Волошин кивает, но по глазам видно: ждет, когда я споткнусь.
— А теперь, Сомов, скажите, почему Ленин назвал Бухарина любимцем всей партии?
Застал меня врасплох, пытаюсь вспомнить хоть что–то.
— Бухарин был теоретиком и… экономистом, — запинаюсь. — Его идеи… их поддерживали.
Волошин усмехается, явно доволен.
— Недостаточно. Бухарин, Сомов, был не только
Снова говорю, вспоминаю конспекты. Волошин слушает, не перебивает, но на лице его ни тени эмоций.
— Неплохо, — кивает он. — Но не забывайте, Сомов, что Троцкий был одним из главных организаторов и лидеров Красной армии.
Тут он наклоняется вперед, сжимая пальцы в замок.
И последний вопрос, Сомов. Что такое политическая платформа левых коммунистов?
Пытаюсь сосредоточиться, вспоминаю обрывки информации.
— Левые коммунисты, они выступали против заключения Брестского мира и за продолжение мировой революции.
Волошин слушает, потом медленно кивает, его лицо становится серьезным.
— Хорошо, Сомов. Видно, что вы готовились. Зачет принят. Но на будущее — больше читайте, меньше полагайтесь на удачу.
Я выдыхаю, будто с горы скатился.
Сердце бешено колотится, но я держусь, киваю.
Выхожу из кабинета, будто из–под пули выскочил. Ноги ватные, но душа поет. С трудом добираюсь до общежития, вваливаюсь в комнату и, не раздеваясь, падаю на кровать.
Сон накрывает мгновенно, и я проваливаюсь в темноту, где нет ни Волошина, ни его вопросов.
Но вот парадокс — просыпаюсь среди ночи в холодном поту.
Снилось что–то странное.
— У Марины Ольховской ребенок, — говорит голос в голове.
— Нет! Это у Маши Серегиной ребенок.
— От кого?
— Вот это мы и пытаемся выяснить. Злые языки говорят…
Интрига закручивается все сильнее.
Переворачиваюсь на другой бок и засыпаю мертвецким сном.
На следующее утро встаю бодрый. Оглядываю ребят.
Коля Сытин что–то мурлычет себе под нос.
— Что, Колян, жизнь налаживается? — подмигиваю.
— Да, вроде того. Смотрю и ты не скучаешь. Приоделся чувак, зачет сдал, можешь сегодня и подежурить.
— Легко, теперь я свободный.
После пар спешу в общежитие, готовить обед.
Но я разработал целый план, совместить полезное, не то, чтобы с приятным, но раз и навсегда решить вопрос с Серегиной.
Чтобы больше у нее не возникало никаких потуг в мою сторону.
Мы с ней люди, словно с разных планет.
Если бы она не нарывалась каждый раз сама, я бы даже не заметил ее. Не мой типаж.
Глава 10
Натягиваю на себя джинсы, футболку, обуваюсь в кеды.
Готовить обед спускаюсь на второй этаж на кухню девчат.