Выше головы! (CИ)
Шрифт:
— Похоже, ты ему нравишься, — Клара легонько щёлкнула ногтем по спинке камилла — и он развернул крылышки. — Давай, лети! Спасибо!
Камилл поднялся с моей ладони — и вернулся к обследованию грядки с салатом. Над каждым рядом многоуровневых плантаций кружили такие же ярко-красные жучки, проверяющие каждый листик и каждое подозрительное пятнышко.
— Красиво, — повторил я в десятый, наверное, раз. — Отличная идея!
— Да, — согласилась она. — Мне очень нравится…
Клара хотела добавить что-то ещё, но промолчала.
Двадцать лет назад на «Тильде-1» запустили проект «Божья коровка»: садовые камиллы в форме насекомых. Не все в него верили, на других станциях он провалился, но здесь показал положительные результаты.
Яркие жучки дополняли живую зелень коридоров, рекреаций и общественных помещений. Более затратные и капризные по сравнению с обычными моделями, они воспринимались лучше обычных роботов, оживляя станцию. А вот для живых насекомых время ещё не настало: пока что на планете высаживали лишайники, а это биосистема первого порядка. И она оставалась на стадии запуска — большая часть Тильды ещё только привыкала к бактериям. Как минимум сто лет оставалось до третьей.
Сто лет ждать, пока понадобишься. Если вообще понадобишься… Инсектоводу Просперо Миду не было места в проекте терраформирования, поэтому его определили в Сад — к салату, кабачкам и механическим жукам. Которые были неотличимы от настоящих. Но всё равно оставались искусственными.
Лавандовый и серо-белая клетка
Чуть ниже среднего роста, с широкими горилльими плечами и высоким лбом — он относился к тому же физиологическому типу, что и Проф-Хофф. Как ни странно, подобное «совпадение» не вызывало отторжения и, напротив, казалось логичным. Человек, который создал меня и таких, как я, и человек, который хотел нас уничтожить, — одинаково далёкие, абсолютно непонятные и коренным образом повлиявшие на мою судьбу.
Чем дольше я смотрел, тем сильнее бросалась в глаза схожесть черт. Просперо Мид точно так же выдвигал подбородок во время разговора. Сцеплял руки за спиной, когда шёл. Любил стоять, слегка расставив ноги и покачиваясь. У него был такой же длинноватый голландский нос и глаза навыкате. И он тоже предпочитал во время важных разговоров пить, есть или наводить порядок на столе.
«Я скучаю по нему», — мысленно признался я, и призрак Проф-Хоффа, маячащий где-то на границе воображения, ехидно усмехнулся. Забавно: помнить всё и при этом скучать. Мне не хватало его самого — вот что важно. Остальное я мечтал выкинуть из памяти навсегда: комплекс отца, синдром бога, кризис развития, профессиональную деформацию и другие ярлыки, с которыми он игрался, чтобы спровоцировать нас. А мы велись, мы верили, что ему тяжело быть таким, каков он есть, мы сочувствовали, переживали, метались между привязанностью к нему и сомнениями в собственной состоятельности… «Положительная динамика эмоционального развития» — вот как это называлось. Параллельно с поглощением информации об окружающем мире мы генерировали терабайты данных о себе, выдавая за неделю столько, сколько взрослый камилл не сгенерирует и за год. И главным «стимулятором» выступал наш творец.
Каждый день, проведённый вдали, ослаблял обиду и сглаживал образ Проф-Хоффа. Да, у него не было семьи (появление «подопечных» лишь подчеркнуло это, но о замене и речи не шло). Да, он создал «почти людей» (и не его вина, что нас никогда не признают людьми — здесь включалась идеология, и бороться бессмысленно). Да, после А-класса двигаться ему было некуда, оставалось только развивать и корректировать технологии (ради которых мы и были созданы). Если не считать «амнезии», он никогда не лгал нам — но не ради честности как таковой. Всего лишь эксперимент. Простое научное любопытство.
Упрекать его было не в чем, но и особой благодарности я не испытывал, ведь он старательно держал наши отношения в рамках «учитель — ученик». Малейшая попытка сблизиться безжалостно пресекалась, так что в итоге
Наверное, следовало признать, что я скучаю и по дому тоже. После завершения активной стадии проекта лаборатория Проф-Хоффа на «Дхавале» стала именно «домом» — местом, где от меня ничего особенного не ждали, где я мог жить. «Тильда-1», напротив, ощущалась как место временного пребывания. Мне хотелось, чтобы было иначе. Мешало то, что тильдийцы использовали меня — каждый по-своему, но всё равно для них я был набором полезных функций. И окончание «охоты на маньяка» ничего не изменило в этом отношении.
Полезность роднила меня с другими «слугами населения», особенно с Отделом Безопасности, Соцмониторингом и библиотекарями. Последние даже одеты были предупреждающе. Яркий лавандовый и серые клетки — не затеряешься. Впрочем, цвет был выбран по особым — внутренним — причинам. И они носили свою антимаскировку с гордостью.
Если стражи порядка считались незаметными и вездесущими, а спамеры — назойливыми и беспардонными, то работники Инфоцентра носили звание асоциальных циников. Максимальный доступ к информации существенно повлиял на их отношение к социальной среде, а постоянный контакт с логосами оказал неизгладимое воздействие на психику. Сама суть их работы состояла в том, чтобы выступать посредниками между homo sapiens и Искусственным Интеллектом. Их воспринимали как «мутантов» и «перебежчиков», и они с удовольствием подыгрывали. Поэтому библиотекари оставались любимыми объектами Соцмониторинга, который, в свою очередь, тесно контактировал с ОБ.
Получился спутанный клубок контроля, дополненный взаимоответственностью и чётко осознаваемой враждебностью со стороны опекаемых граждан. А тут ещё маньяк, чьи преступления они должны были предотвратить, но не сумели. Поэтому комната, где занимались анализом проблемы «А-М-112», напоминала осаждённый форт.
Очередная (я сбился со счёта, какая) запись с Мидом закончилась, и кто-то спросил с тоскливой надеждой:
— Это ведь всё, да?
— Да там навалом! — ответила молоденькая женщина в сером комбо Отдела Безопасности — та самая Дейзи Гольц, которая замещала Нортонсона на время его командировки в Солнечную систему. — Пара тысяч часов. Всего. Пока что.
— Три тысячи восемьсот двадцать, — уточнил библиотекарь за сортировочным пультом. — Семнадцать и восемь процента. Логги извиняется, что так мало. Обещает ещё.
За моей спиной кто-то нервно рассмеялся.
— Он сведёт нас с ума, — вздохнула Дейзи, нервным движением приглаживая коротко стриженные волнистые волосы.
— Хочу на это посмотреть! — откликнулся смуглый спамер, сидящий рядом с ней.
Оценив теплоту взглядов, которыми они обменялись, я постарался незаметно отправить запрос на свой альтер. Предположения подтвердились: Улле Гольц, муж, один ребёнок, через месяц ожидается второй. Понятно, почему лейтенанта перевели в группу анализа — ближайший год она не сможет работать по обычному графику. Впрочем, разбор «наследства», оставшегося после Просперо Мида, продлится гораздо дольше.
— Как там Папа Сим? — спросила у меня директор Восточного отдела СПМ, курирующая группу. — Что-нибудь вспомнил?
— Кажется, он от меня прячется, — вздохнул я. — И я его понимаю…
— Не понимаешь, — перебила она. — Ты слишком мало знаешь, чтобы понимать.
У Вильмы Туччи был цепкий взгляд, острые скулы, волевой подбородок и неизменная ироничная полуулыбка — в общем, она выглядела точь-в-точь так, как я представлял себе Главу Станции. И она не отличалась щепетильностью, за что я был ей безмерно благодарен. В первую минуту знакомства она посмотрела на меня так, как, наверное, дрессировщики служебных собак смотрели на полученный «материал»: дрянь, брак, но долг требует сделать из этого несмышлёного щеночка боевую единицу — и он станет боевой единицей или сдохнет!