Высоцкий. Спасибо, что живой.
Шрифт:
Он заметил, что Таня прячет лицо, и попытался развернуть ее к себе. Она беззвучно плакала.
— Ты чего?
— Воды горячей нет.
— Танюш, ты из-за этого?
Он указал на гору посуды, взял первую попавшуюся тарелку, вытащил из-под раковины помойное ведро и бросил в него тарелку. Затем сгреб со стола чашки — тоже в ведро. Стал хватать грязную посуду и беспорядочно швырять в мусор. Посуды было много, вся она не помещалась, и он начал давить ее ногой.
Таня
— Перестань, порежешься.
— А? Да.
Володя схватил топорик для отбивания мяса и принялся колотить им по посуде — в ведре, в раковине, на столе. Осколки разлетались по всей кухне. С Татьяны спало оцепенение, она вскочила и попыталась забрать топорик, но, поняв, что это невозможно, обхватила Володю обеими руками, мешая ему крошить посуду.
— Володя, остановись! Володя!.. — закричала Таня. — Паша!
А Володя все топтал посуду, не обращая внимания на Танин крик.
— Из-за этой ерунды...
Вбежал Леонидов со сковородкой в руке.
— Вы чего? — растерянно спросил он, озирая разгром.
— На счастье, — задыхаясь, ответил Володя и упал на лавку.
Не успел он перевести дыхание, как зазвонил телефон.
— Фридман опять. Будешь говорить? — Паша поставил сковородку на плиту.
— Скажи, меня нет, извинись...
— Ну да, поверит он мне — тебя нет, — пробубнил Паша, доедая на ходу остатки котлеты. — Подвели мы людей!
Татьяна прикрыла дверь, взялась собирать осколки.
— Если бы я была твоим отцом, я бы подписала...
В дверном проеме возник Леонидов с телефонным аппаратом в руках, протянул трубку Володе:
— Возьми.
— Я же сказал: меня нет.
— Возьми. Париж, —немного помявшись, добавил Леонидов.
Володя мгновенно подобрался. Он ждал этого звонка последние несколько дней. Ему следовало объясниться с женой. Сказать ей, зачем он срочно летит в Париж. Он легко поднялся, забрал телефон у Леонидова и вышел в гостиную. В кухню доносились обрывки разговора. Леонидов вытянул шею и прислушался. Он тоже ждал этого звонка.
—Алле... Здравствуй, родная... Только-только вошел. .. Как у вас? Как ты?.. Ну конечно соскучился... Да, я люблю тебя... Еще раз?.. Как?.. Громче? Я люблю тебя... Да ты что!
Татьяна резко закрыла кухонную дверь и нарочно шумно, чтобы Паша не смог разобрать ни одного Володиного слова, стала подметать разбитую посуду. Леонидов от досады скрипнул зубами:
— Не могу, какие же деньги уходят!
— Сволочь... — прошипела Татьяна.
— Что?!
— Доишь его, доишь!.. Когда же тебе хватит?
Паша внимательно
— О, что я слышу? Ты рот начала открывать... Запомни, ты здесь никто...
Татьяна, резко развернувшись, запустила намыленной губкой в Леонидова. Тэт едва успел закрыться руками и в полном изумлении прошептал, обтирая лицо:
— Соплячка.
Он поднял губку, медленно подошел к Тане и с демонстративной аккуратностью положил губку в раковину.
— А с кем это он разговаривает? Ты случайно не знаешь?
Татьяна молчала.
— А куда это он собрался? Правильно. В Париж. «Оу! Шанз-Элизе!» — вдруг запел Паша и, изобразив руками крылья самолета, «полетел» из кухни.
У двери он обернулся. Татьяна стояла на том же месте с веником в руках, готовая разрыдаться.
— Не отвлекайтесь, девушка. Подметайте.
Войдя в гостиную, он с удивлением обнаружил, что там никого нет. Трубка лежала рядом с аппаратом, из нее слышались короткие гудки. Паша положил трубку на рычаг и огляделся. Володина куртка висела на вешалке.
Он открыл двери в туалет и ванную — Володи не было. В спальне горел свет, но тоже пусто. Дверь в кабинет была закрыта. Паша толкнул ее — темно. На ощупь он подобрался к столу и включил настольную лампу. Володя лежал на небольшой кушетке, отвернувшись к стене.
— Володя! Володя, тебе плохо?
— Хорошо.
Паша облегченно вздохнул и уселся в кресло.
— Ну что, поговорили?
— Да. — Володя не поворачивался.
— Ты сказал ей?
— Не смог.
— Погоди, как это — «не смог»? Она же тебе больницу должна устроить! Как же она это сделает, если ты ей ничего не сказал?
Паша озадаченно разглядывал Володин затылок.
— Ладно... — задумчиво произнес он. — Я сам с ней поговорю, если ты не можешь. Завтра позвоню и... Делов-то...
— Я не поеду.
Володя сел на кушетке.
Паша не верил своим ушам. Он встал, прошелся по кабинету, опять сел, ожидая объяснений. Володя не моргая смотрел перед собой. Зазвонил телефон. Володя снова лег и накрылся пледом.
— Меня — нет.
Паша давно привык к Володиным фокусам. У того могло измениться настроение за одно мгновение. Могли стремительно возникнуть новые планы. Однако сейчас Пашу просто взбесил Володин тон. Володя не только не извинился, не посоветовался, ничего не объяснил — он попросту отмахнулся от Паши. И особенно это последнее: «Меня — нет!» Так даже с денщиками не разговаривают, тем более с друзьями, тем более с ним, с Пашей, который... А, ладно!