Высоцкий. Спасибо, что живой.
Шрифт:
Люся заплакала. Шофер стал материться.
— Еще раз... При моей жене... В ухо дам! — Язык онемел и не шевелился во рту. Губы не размыкались, но Володя ясно слышал свой голос. Услышал его и водитель, он обернулся, хотел было ответить, но осекся.
— Люсь! Сколько отсюда до садика?
— Пешком — минут пять.
— Марш за детьми. А мы пока здесь...
«Надо что-то сделать... любое движение, первый шаг...
В детстве у меня был трюк, который никто не мог повторить.
Володя шагнул и сразу оказался по щиколотку в холодной воде. Руки перестали быть ватными.
Вытащил Люсю на руках из машины и поставил на сухое место.
— Беги, а то они волнуются, наверное. Плачут.
Люся припустила к поселку, а Володя начал собирать сучья, ломать кусты. Водитель заглушил двигатель, но помогать не торопился, только, приоткрыв окно, посоветовал:
— Вон заборы, видишь? Может, оторвешь пару досок?
Володя сунул все, что удалось собрать, под колеса, уперся в задний бампер машины и крикнул водителю:
— Заводи! Давай!
Вместе с фонтанами воды из-под колес вылетели деревяшки. Машина чуть сдвинулась, но не вперед, а вбок.
— А ну, давай враскачку! Вперед-назад, вперед-назад.
— Я так сцепление сожгу. Иди поищи кого-нибудь.
— Враскачку давай, я сказал. А то оставлю тебя здесь одного куковать.
Водитель повиновался. Некоторое время они буксовали. Володя вымок до костей, но не сдавался. Он что-то совал под колеса, снова упирался, пару раз даже упал в лужу Его усилиями машина подплыла к краю лужи, но здесь было еще глубже. Володя уже выбился из сил. Тяжело дыша, он обтер лицо рукой и поднял глаза.
Метрах в десяти от него стояла Люся с двумя детьми. Младшего она держала на руках, старшего за руку. Она плакала. Володя вышел из лужи и аккуратно, чтобы не испачкать, поцеловал детей.
— Лапик! Что за слезы? Ты не веришь, что я ее вытащу?
— Папа! Ты испачкался... — Аркаша ткнул пальцем в прилипший к плечу Володи кусок грязи.
— Это ерунда. Высохнет, и грязь сама отвалится.
— Папа! Мы успеем в цирк?
— Володечка, поехали на электричке. Отдадим, сколько начинало, если он жлоб такой. —Люся обратилась к таксисту: —
— Да ни за какие деньги!
— Папа! Давай дадим ему в морду! — предложил младший, Никита.
— Молчи уж! — невольно улыбнулась Люся.
Вдруг Володю осенило. Он даже хлопнул себя по лбу ладонью.
— Слушать меня! Все в машину!
Он схватил в охапку детей и усадил их на заднее сиденье. Потом вернулся, поднял Люсю на руки.
— Ты же пустую ее сдвинуть не можешь...
— Люсик! У тебя родители—ученые, — справляясь с дыханием, ответил Володя. —Ты со Стругацкими дружишь. Чем больше масса, тем больше трение. Берись за шею. Ты, да два кабанчика наших, да этот друг... — кивнул он на водителя. — Сейчас все будет.
Он усадил ее рядом с детьми.
— Давай!
Машина, словно воющая баба, надрывалась, визжала, проглатывая комья грязи и обдавая Володю с ног до головы ржавой жижей.
На заднем стекле, словно на старой фотографии, красовались два детских испуганных лица Аркадия и Никиты.
Увидев, что колесо вот-вот зацепится за замерзшую кочку, Володя быстро скинул с себя ленфильмовское пальтишко и сунул его под колесо. Оставшись в протертом свитере, он еще раз подлез под кузов. Для большего упора встал на колени, оказавшись по пояс в грязи.
— Ну! Давай! Еще! Дава-а-ай!!!
...И, словно делая толчок штанги, буквально приподнял машину. Двигатель издал пронзительный визг, из-под колеса полетело пережеванное пальтишко... «Волга», как обезумевшая лошадь, вырвалась из ямы и резко затормозила на островке сухой земли.
Дети скакали на заднем сиденье, размахивая руками. По губам можно угадать отдельные фразы:
— Папа сильный!
— Папа молодец! Ура!
Люся радостно кричала:
— Володя! Иди к нам! Возвращайся!
Володя стоял по колено в луже, радостно глядя на «Волгу», от которой шел пар, как от загнанной лошади.
«Ну вот и все!»
Машина долго и протяжно засигналила.
«Какой длинный сигнал! Это звонит будильник — его Таня поставила перед тем, как идти в душ».
Володя увидел здесь же, на пустыре возле станции Отдых, Таню, Пашу, склонившегося над ним Толика и Севу. Таня плакала. Ему стало безумно их жаль.
«Это было! Я просто вспомнил. Жалость. Мы говорили потом о жалости. Я сказал Люсе, что сдвинул машину потому, что стало жалко ее и детей. И Люся тоже заплакала—как сейчас Таня».
Жалость стала невыносимой, до боли в груди и шее. Страшно светило солнце, и гремел в ушах будильник. Володя невероятным усилием поднял веки. Он сидел на полу весь мокрый, в разорванной рубашке.