Высокий, Загадочный и Одинокий
Шрифт:
Никто ни секунды не сомневался, что это Кенди дала ей наркотики.
Джил издала всхлип, который не имел ничего общего с захватом Медисон.
– Я… я курила марихуану на прошлой неделе и я… я попробовала экстази неделю назад, также… – она подавилась. – Мне жаль… я… я… не думала… просто хотела по-понравиться Кенди.
Медисон отпустила Джил и стиснула ее в объятиях.
– Шшш, все нормально. – Она собиралась врезать Кенди в ближайшие дни. Медисон пообещала себе это, поскольку знала главную причину такого поведения Джил в последние
– Я больше не буду. Не волнуйся об этом, – с горечью сказала Джил. Медисон вздохнула. Это наконец-то случилось. Джил поняла, что их мать не любит и не заботится о них.
Ей понадобилось пятнадцать лет для этого, и Медисон почувствовала словно кто-то ударил ее ножом в сердце. Она никогда не хотела, чтобы сестра ощутила ту же боль. Это ранило больше, чем что-либо.
Она знала, лучше, чем кто-либо. Ее взгляд зацепился за Джошуа, который наблюдал со скучающим интересом за всем из окна. Он уже знал.
Она отгородилась от этих знаний и толкнула Джил к машине.
– Что? Я же сказала тебе, что сделала, и пообещала не повторять этого.
– Знаю, – ответила Медисон мягко. – Но я бы не выполнила свою работу, если бы поверила твоему слову. Не хочу, чтобы ты наделала ошибок, которые не смогла исправить.
Глаза Джил наполнились слезами.
– Слишком поздно, – пробормотала она. Горькие слёзы текли по ее юному личику, когда она самостоятельно подошла к машине и залезла внутрь. Бабушка захлопнула дверь, бросила сочувствующий взгляд на Медисон и уехала.
Медисон заставила себя улыбнуться, когда повернулась и посмотрела на брата.
– Хочешь пойти со мной выбрать новый автомобиль? – спросила она беспечно.
Личико Джошуа засветилось.
– Еще как! – затем его личико сморщилось, когда он задумчиво взглянул на меня. – Сначала тебе стоит умыться.
– Зачем?
– Кровь идет, – бросил брат небрежно.
Она пальцами дотронулась до губ и ощутила теплую влагу. Затем отвела их в сторону и нахмурилась. Черт возьми, эта девушка может бить.
– Дай мне десять минут и затем отправляемся.
Ефраим зашел в комнату и застыл. Он сделал глубокий вдох, затем еще один. Кровь.
Ее кровь. Ефраим закрыл глаза и пошел в ванную на запах. Его глаза метнулись к ее двери, заставляя его убедиться, что та закрыта.
Он подошел и запер ее, прежде чем поискать источник. Через некоторое время Ефраим нашел его, ткань.
Его руки дрожали, когда он потянулся к мусорной корзине, чтобы забрать один из многочисленных окровавленных кусочков ткани.
Затем схватил их все, боясь, что они исчезнут. Не прошло и секунды как его глаза закрылись, и он глубоко вдохнул.
Запах ее крови потрясал. Его клыки выдвинулись во рту, моля попробовать её.
Ефраим облизнул губы, представляя каково это – вкусить ее кровь. Очень скоро он узнает. Она была свежей.
Ефраим откинул голову и стал удерживать ткань над ртом. Он открыл глаза, убеждаясь, что не пропустит ни капли.
Его руки начали сжимать ткань с нечеловеческой силой, заставляя красную жидкость отделиться от материала.
Его язык высунулся, готовый поймать капли, которые появились. Так близко… так близко… Он увидел себя в зеркале и замер. Его глаза светились красным, а клыки блестели.
Черты лица заострились, и он за всю свою жизнь не походил на монстра сильнее чем сейчас.
Медленно Ефраим отвел взгляд. Спустя мгновение он больше не мог смотреть на себя. С отвращением бросил лоскуты ткани в унитаз и покраснел. Затем взглянул на свои руки и съежился от мысли, которая завладела им, облизнуть их.
Его руки вымазаны в крови. Он никогда не испытывал к себе большего отвращения, чем сейчас.
На протяжении многих лет Ефраим ненавидел себя, ненавидел то, кем был и то, кем не являлся. Ни один из тех моментов не мог сравниться с этим. Он был монстром. Кровожадным монстром, который грабил невинную женщину.
Как же он презирал себя. Желание облизать руку возросло.
– Нет! – зарычал он. Ефраим не поддастся. Он опустился на колени и открыл шкафчик. Спустя секунду поднял руку над раковиной, а затем вылил на нее отбеливатель.
Боль пронзила его руку, в тоже время кожа на ней стала растворятся. Он стиснул зубы и продолжил выливать весь галлон [5] на конечность.
Это будет напоминанием, что он не более чем монстр.
Он был ничем, просто непредусмотренным несчастным случаем, и всем станет лучше, если он не будет забывать об этом.
Ефраим сделал глубокий вдох и наклонился.
– Поторопись, поторопись, поторопись, – бормотал он себе под нос. Ему нужно отлить, а она все еще принимала душ. Если Медисон вскоре не уберется оттуда, ему придется мочиться в окно.
5
4,55 литра
Он сдержался от того, чтобы постучать и спросить ее, как долго она там пробудет. За последние полтора месяца Ефраим не сказал ей ни слова. Не позволил выдать свое присутствие. Так безопаснее.
Он боялся своих действий, если она заговорит с ним.
Ефраим пил по две дополнительные пинты в день, надеясь, что этого хватит, чтобы противостоять искушению. Но это не так. Он выяснил на собственной шкуре.
Даже с желудком, неприятно полным от крови, его реакция на нее не менялась. Он обнаружил это, каждый раз ловя ее запах. Это был ад. Даже хуже того, что Николс проделывал с ним.